Рассадник жутких болезней, преступное «дно», где люди – уже не люди, хуже. Застенье расползалось за пределы Дарреи, как вытекший из стухшего яйца желток. Будь она на месте Дорана Айхавена, то непременно бы расселила обитающий здесь народ – хотя бы потому, что город рос и ему нужны были эти земли. Но, кажется, у господина Айхавена были надежные друзья в Сенате, получающие с Застенья немалую выгоду.

– Не знаю. – Саадар пожал плечами. – Это тебе виднее. А я знаю, что людям тут хуже, чем в хлеву.

– Достаточно того, что я давала им работу, – резко ответила Тильда и осеклась. Оказаться на месте униженных просителей, что приходили, вымаливали, готовые на все… Могла ли она об этом думать?

И честно ответила себе: нет. Как бы ни прижимали ее долги, как бы ни строил козни Доран Айхавен, у нее в руках всегда было дело, которое может прокормить.

Саадар махнул рукой, не желая спорить.

Улицы становились все теснее и темнее – кривобокие домишки сходились вверху, скрывая солнечный свет. Несколько раз на них безо всякого предупреждения едва не опрокинули содержимое ночных горшков, хотя выливать нечистоты из окон строжайше запрещалось Сенатом. Потом на их пути вырос какой-то человек, собравшийся было затеять ссору, но у Саадара оказались убедительные доводы этого не делать: кинжал и шпага.

Наконец он привел их с сыном к руинам большого дома. Дом давным-давно выгорел, и в его каменном закопченном остове роились лачуги. Что же, «и на пепелище живут бездомные и бродяги», – так писал поэт Като. Сердце кольнуло: Бертрам получал достаточно, чтобы обеспечить себя хорошим жильем. Возможно ли, что ловушка?..

Саадар откинул тряпку, служащую дверью. За нею – темная и грязная комнатка. На входе Тильда больно ударилась лбом о притолоку.

Она поморгала, привыкая к темноте, и растерянно потерла ушибленный лоб.

– Тише, тише, так и убиться недалече, – донесся чей-то голос из глубины. – Давай-ка посвечу.

Тильда изумленно смотрела на неяркий волшебный свет, разгоревшийся между ладонями старухи, сидящей на грубо сколоченной скамье. Старуха свела сморщенные пальцы вместе – и сгусток света взмыл вверх. Он был похож на болотный огонек, от него шло шипение и странный запах.

Теперь Тильда могла рассмотреть темный закопченный потолок, полусгнившие балки над головой, связки кастрюль и сковородок, подвешенные на крючья. Неподалеку из темноты выступали некрашеный стол и пара табуретов – все ободранное и ветхое. На столе – куча бумаг, огрызки мела и грифельные доски с расчетами. А в углу, на ворохе соломы, кто-то ворочается.

– Верск! – радостно воскликнули оттуда. Старуха смотрела немигающим взглядом. Потом встала и подошла ближе.

– Ну-ка, неужто ты из господ будешь? – Пальцы старухи – сильные, ледяные – взяли ее за подбородок, а в лицо пахнуло крепким духом давно немытого тела. – А по виду не лучше нашего брата – много дерьма-то прилипло! – Она добродушно расхохоталась. – Ну ничего. Главное, чтоб не внутри, а? А снаружи-то все смоется. Кто ты, от сына знаю, а меня Токи звать. Мальчонка-то что зенки лупит? Садись, не гость, что ли? – Она поманила Арона к столу, смахнув с него бумаги.

– Стойте, – ошеломленная напором старухи, Тильда едва могла хоть слово вставить в ее быструю речь. – Я не понимаю…

– А с людьми всегда не поймешь сразу, девонька, – прошамкала старуха – будто мысли прочла. – Не разобрать, какие они.

– Госпожа Элберт?! – раздалось откуда-то из глубины каморки, и на свет вышел заспанный Берт. Потер глаза. – Это и в самом деле вы… – выдохнул он. – Не думал…

Выглядел он ошарашенным и каким-то потерянным.

– К сожалению, господин Эстин. Рада знать, что вы невредимы.

– А… – начал было Берт, снуло моргая.

Саадар вдруг сделал странный жест – поднял вверх правую руку, растопырив пальцы. Берт, помедлив, ответил тем же. Тильда рассмотрела какую-то белую метку на ладони – вроде звезды.

Понимать происходящее она перестала окончательно.

– Верск, – опять выкрикнули за спиной Токи, Тильда подскочила и снова ударилась лбом о дырявую кастрюлю.

Было отчего испугаться: из-за спины старухи выглядывала девушка такой впечатляющей внешности, какой Тильда и не видела раньше.

Пол-лица девушки обезображивал ожог. Другая половина была миловидной, хоть и донельзя грязной, в волосах торчали перья, в тонкие косицы вплетены глиняные бусины. Девушка недоверчиво смотрела на Тильду, боясь выйти из-за спины Токи. На руках она держала пеструю курицу.

– Ну что, оголодали? – Токи ощерилась беззубым ртом. – Тогда неча клювом щелкать – садись за стол. Как раз сготовила. Легкой дороги и мягкой травы под ногами.

Тильда, все еще недоумевая, села рядом с Ароном, а Саадар – напротив нее. Кисло запахло тушеной капустой и жареным луком.

– Хлебушек? – как ни в чем не бывало спросил Саадар. В его ладони оказался ржаной ломоть, и он протягивал ей этот кусок, а она смотрела на его черные от копоти руки, на измазанное лицо, и не могла сказать ни слова.

– Не стоит отвергать руку помощи, – усмехнулась Токи. – Нашу «Руку».

Она вложила в это слово какой-то новый, не совсем ясный Тильде смысл. И Тильда вдруг вспомнила, что слышала о «Руке»: о ней говорили среди строителей.

Говорили, что это – опаснейшие головорезы столицы. Говорили, что это колдуны. Говорили, что это огромная сеть попрошаек, нищих, воров, подчиненных кому-то из сенаторов.

А это были обычные люди, которым некуда было пойти. Такие же бездомные, как они с Ароном теперь.

Вряд ли еду, которой делились с ними Берт и Токи, можно было назвать вкусной, но Тильде показалось, что это был лучший обед в ее жизни.

Она все еще не могла поверить, что никто здесь не желает ей зла. Что в ней видят просто человека, а не госпожу или подчиненную. Это было ново – и странно.

– Как мне вас отблагодарить?..

– Не стоит благодарности, госпожа Элберт, – быстро ответил Берт. – Вы нам исправно платили всегда, да и по пустякам не придирались. И дело свое знаете лучше иных… И вчера вы, как все, камни носили… Знаете, вы многим помогли!

В его голосе звучало искреннее восхищение.

– Берт, ты ведь получаешь хорошие деньги, – заметила Тильда. – И живешь… тут?

Бертрам как-то сник.

– Отдаю все на лечение матери. Она в лечебнице Намани… А еще готовлюсь в братство зодчих… – Он покосился на бумаги, которые его бабка так небрежно смахнула со стола. Тильда, ничего не говоря, подняла один листок. Это был чертеж речного шлюза.

– Очень хорошо. – Она кивнула. – Почему ты никогда мне этого не показывал?

– Да разве к вам так просто подойдешь… – смущенно пробормотал он.

Тильда нахмурилась. Она смотрела на Арона, который весело болтал с Токи и показывал ей те магические фокусы, которые умел: зажигал на кончиках пальцев огонь и шевелил ими. Вереск хлопала в ладоши.

Все смеялись и шутили как ни в чем не бывало, даже Саадар ласково беседовал с Вереск, и она робко улыбалась ему в ответ. Только Тильда задыхалась, а мысли возвращались к сгоревшему дому и разрушенному храму, и от этих мыслей сердце обливалось холодным и липким ужасом.

Это была самая странная трапеза в ее жизни.

Вдруг Вереск сорвалась с места и кинулась куда-то в глубину лачуги. Вернулась она с каким-то ящиком и поманила Тильду к себе.

– Видно, много ты, госпожа моя, горя-то хлебнула, – сказала Токи, глядя на нее прозрачными и ясными, вовсе не старческими глазами. – Глубокие у тебя раны. Вереск, вон, целительница у нас, не хуже монашков из Исцеления… Иди, она свое дело знает.

От баночек и пузырьков пахло едко и резко – лекарствами, травами, а то и вовсе – кошачьей мочой или гнилой рыбой. Внутри некоторых плавали веточки и листья, лепестки цветов и ягоды. Вереск открывала их, принюхивалась, и тогда в воздухе плыли ароматы лаванды, душицы, хвои, обволакивающие и успокаивающие. Вереск молча, очень осторожно, дотронулась до ладоней Тильды – ей нужно было осмотреть раны, и Тильда протянула обожженные, расцарапанные руки.

– Я ее на улице подобрала, – поясняла шепотом Токи. – Выходила – заместо дочери мне теперь. Она все понимает, все. Только вот сказать не всегда умеет. И дар у нее – исцелять может. Слабый дар, но для нас настоящее благословение. Она – светлая душа. Всем помогает. Ее и бьют иногда, а она все равно… – Токи махнула рукой.

Вереск долго возилась с ожогами и ссадинами, кропотливо вытаскивала занозы и осколки, глубоко засевшие в мелких ранках. Ее руки были такими же исцеляющими, как у мастера Терка. Потом то же самое она повторила с синяками и ссадинами Арона и Саадара.

Постепенно Арон начал клевать носом, и Токи предложила ему поспать. Арон неожиданно согласился и уснул бы прямо за столом, если бы ему не показали на тюфяк.

– Берт, сходи-ка, набери воды, – сказала она. Тильда успела заметить хитроватую усмешку, спрятанную в сухих тонких губах старухи. – И вы бы отдохнули покамест.

– Отдохнем еще. – Саадар оперся ладонями о стол. Некоторое время он ждал, потом добавил шепотом: – Потолковать след, пока мальчишка спит.

Тильда напряглась, глядя на Токи, которая, насвистывая какую-то песенку,