Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я предлагал тебе сбежать! Но ты отказался…
– Ты прекрасно знаешь, почему.
– Да! – Брекенбок сорвался на крик. Не услышать его возможно было разве что на другом берегу Пыльного моря, где-нибудь в Гамлине. – Потому что ты у нас весь из себя такой раскаявшийся! Весь из себя такой…
– Я не мог иначе.
– Да уж, мистер Совестливый… Где была твоя совесть, когда я пришел к тебе? Когда я умолял тебя мне помочь?
– Талли, ты же знаешь…
– Нет! Это ты знаешь, насколько это было для меня важно! Только ты и знал! Я должен был найти свою семью, а ты должен был мне помочь! Но ты просто взял и отказал мне!
Мэйхью промолчал. Само собой, он ожидал, что при встрече с Брекенбоком его ждут обвинения и упреки, и все равно выслушивать их было горько: он и правда знал, как его друг мечтал отыскать пропавшую семью.
– Ты мне не друг, – сказал Брекенбок, словно подслушав мысли Мэйхью. – У меня нет друзей. У меня они были когда-то: Головастик, мой самый первый друг из «Пансиона мадам Лаппэн», еще Нос и Уилли-Прищепка из сиротского приюта мадам Гроттеморт. Их всех больше нет, они мертвы, а их могилки засыпаны осенними листьями.
Мэйхью покачал головой. Головастик… подумать только, а он и забыл свое детское прозвище.
– Нос и Уилли-Прищепка тоже, полагаю, как-то тебя обидели, раз ты и их записал в мертвецы…
– Прищепка на самом деле умер. Еще ребенком. А Нос… Этот пройдоха не так давно почтил своим визитом Габен: ограбил банк, попал в газеты и даже не удосужился навестить меня.
Мэйхью не поверил своим ушам.
– Постой-ка! Фиш?! Человек-из-Льотомна, который ограбил «Ригсберг-банк», – это твой друг Нос из сиротского приюта?!
– Да-да, тогда еще черный дом на площади Неми-Дрё назывался «Ригсберг-банком», но ты меня не слушаешь! Нос был здесь, но он даже не заглянул! Я пытался его найти после того, как его имя попало во все газеты, но он уже сбежал. Вот такие они, мои друзья…
– Талли, послушай, – Мэйхью попытался призвать сумасшедшего друга к голосу разума. Что само по себе напоминало сумасшествие. – Я понимаю, что ты затаил на меня смертельную обиду и, вероятно, даже планируешь какую-то месть…
– Месть давно остыла.
– Тем не менее, – продолжил Мэйхью, – я бы не пришел к тебе, если бы это не было важно. Намного важнее твоей обиды и моих сожалений.
Брекенбок фыркнул.
– Ха! Еще раз – Ха! И напоследок – Ха в третий раз!
Мэйхью нахмурился – он больше не был намерен тратить время на препирательства:
– Этот человек, – сказал он, – который здесь только что был. С зеленым зонтом…
Брекенбок одарил собеседника показными аплодисментами.
– О, ну конечно, переведи тему на кого-то, кто раздражает меня еще сильнее, чем ты. Это так… в твоем духе!
– Талли…
– Зачем ты пришел? – спросил хозяин балагана.
– Убийца, – сказал Мэйхью. – Я иду по следу убийцы.
– Ох, уж эти убийцы и их следы… – проворчал шут. – Вот не могут они не пачкать башмаки.
Мэйхью проигнорировал «шутку».
– След привел меня сюда, в твой балаган.
– Гуффин кого-то убил?
– Возможно, это был он.
– Возможно?
– У меня пока нет доказательств. Но кукла… та кукла, которая была на столе, она как-то с этим всем связана.
– Как-то?
– У меня пока очень мало сведений.
– «Возможно», «как-то», – с презрением в голосе бросил Брекенбок. – Что вообще ты знаешь?
– Двое, – сказал Мэйхью поспешно, пока у хозяина балагана не случился очередной приступ безумия. – Манера Улыбаться и Пустое Место пришли к кукольнику Гудвину в переулок Фейр. Они забрали из лавки куклу, сели на трамвай, но трамвай не поехал в Фли…
– На мосту была поломка.
– Поломки не было. Они вышли у старой аптеки и отправились на улицу Пчел. Там они сели на воздушный шар некоего мистера Баллуни, и на нем отправились в Фли.
Слушая Мэйхью, хозяин балагана заметно скучал. Он даже демонстративно зевнул.
– Я нашел мастера Баллуни, – сказал Мэйхью. – Его засунули в шкаф с перерезанным горлом.
На Брекенбока это не произвело никакого впечатления.
– Шкаф с перерезанным горлом? Я знаю шкафы с ящичками, дверцами и такими миленькими бронзовыми ручками. Но перерезанное горло… это что-то новенькое.
– Ты прекрасно понял, что я имел в виду, – раздраженно сказал Мэйхью – его друг все, что угодно, даже жестокое кровавое убийство, мог превратить в шутку.
– Может, понял, а может, нет, – сморщил лицо Брекенбок. – Ну да ладно. Что было дальше? Куда Манера Улыбаться и Пустое Место отправились следом?
– Они улетели на шаре – полагаю, сюда. Я знаю, что Манера Улыбаться вернулся в балаган один. Если не считать куклу…
– И?
– Мне нужна твоя помощь. Расскажи, что знаешь.
– Что мне за это будет?
– Талли…
– Ладно! – Брекенбок поморщился, съел папиретный докурок и зажег новую папиретку. – Я отправил Манеру Улыбаться и Пустое Место к кукольнику Гудвину за старым долгом. Манера Улыбаться притащился один с куклой. Больше наше шутовское сиятельство ничего не знает.
Это была очевидная ложь, но Мэйхью не стал ничего говорить, опасаясь, как бы не разрушить хрупкое, словно нить паутины, здравомыслие Брекенбока.
– Ты ведь заявился в мой тупик, чтобы разнюхивать, подсматривать и подслушивать, верно я все понимаю?
Мэйхью подобрал бы другие формулировки, но промолчал и лишь кивнул.
– Хорошо, – сказал Брекенбок. На его губах появилась злая улыбка. – Я позволю тебе остаться в балагане, но с одним условием – если подтвердится, что Манера Улыбаться и есть твой убийца, ты схватишь его только после премьеры моей пьесы.
Мэйхью вынужденно кивнул – это уже было хоть что-то. Признаться, его удивило то, как быстро Брекенбок согласился. Уговорить его оказалось довольно просто и…
И тут хозяин балагана коварно прищурился, что дало Мэйхью понять: «просто» не будет.
– Ты ведь не думал, что я позволю тебе здесь разнюхивать, и ничего не попрошу взамен, верно? – спросил Брекенбок. – Для начала тебе придется кое-что сделать и для меня.
Мэйхью тяжело вздохнул:
– Прямо как в старые времена в «Пансионе