Несущие, в числе которых была и АннаМихайловна, поровнялись с молодым человеком, и ему на мгновение из-за спин изатылков людей показалась высокая, жирная, открытая грудь, тучные плечибольного, приподнятые кверху людьми, державшими его под мышки, и седаякурчавая, львиная голова. Голова эта, с необычайно-широким лбом и скулами,красивым чувственным ртом и величественным холодным взглядом, была необезображена близостью смерти. Она была такая же, какою знал ее Пьер назад томутри месяца, когда граф отпускал его в Петербург. Но голова эта беспомощнопокачивалась от неровных шагов несущих, и холодный, безучастный взгляд не знал,на чем остановиться.

Прошло несколько минут суетни около высокойкровати; люди, несшие больного, разошлись. Анна Михайловна дотронулась до рукиПьера и сказала ему: «Venez». [Идите. ] Пьер вместе с нею подошел к кровати, накоторой, в праздничной позе, видимо, имевшей отношение к только-чтосовершенному таинству, был положен больной. Он лежал, высоко опираясь головойна подушки. Руки его были симметрично выложены на зеленом шелковом одеялеладонями вниз. Когда Пьер подошел, граф глядел прямо на него, но глядел темвзглядом, которого смысл и значение нельзя понять человеку. Или этот взглядровно ничего не говорил, как только то, что, покуда есть глаза, надо же глядетькуда-нибудь, или он говорил слишком многое. Пьер остановился, не зная, что емуделать, и вопросительно оглянулся на свою руководительницу Анну Михайловну.Анна Михайловна сделала ему торопливый жест глазами, указывая на руку больногои губами посылая ей воздушный поцелуй. Пьер, старательно вытягивая шею, чтоб незацепить за одеяло, исполнил ее совет и приложился к ширококостной и мясистойруке. Ни рука, ни один мускул лица графа не дрогнули. Пьер опять вопросительнопосмотрел на Анну Михайловну, спрашивая теперь, что ему делать. Анна Михайловнаглазами указала ему на кресло, стоявшее подле кровати. Пьер покорно сталсадиться на кресло, глазами продолжая спрашивать, то ли он сделал, что нужно.Анна Михайловна одобрительно кивнула головой. Пьер принял опятьсимметрично-наивное положение египетской статуи, видимо, соболезнуя о том, чтонеуклюжее и толстое тело его занимало такое большое пространство, и употребляявсе душевные силы, чтобы казаться как можно меньше. Он смотрел на графа. Графсмотрел на то место, где находилось лицо Пьера, в то время как он стоял. АннаМихайловна являла в своем положении сознание трогательной важности этойпоследней минуты свидания отца с сыном. Это продолжалось две минуты, которыепоказались Пьеру часом. Вдруг в крупных мускулах и морщинах лица графапоявилось содрогание. Содрогание усиливалось, красивый рот покривился (туттолько Пьер понял, до какой степени отец его был близок к смерти), изперекривленного рта послышался неясный хриплый звук. Анна Михайловнастарательно смотрела в глаза больному и, стараясь угадать, чего было нужно ему,указывала то на Пьера, то на питье, то шопотом вопросительно называла князяВасилия, то указывала на одеяло. Глаза и лицо больного выказывали нетерпение.Он сделал усилие, чтобы взглянуть на слугу, который безотходно стоял уизголовья постели.

— На другой бочок перевернуться хотят, —прошептал слуга и поднялся, чтобы переворотить лицом к стене тяжелое телографа.

Пьер встал, чтобы помочь слуге.

В то время как графа переворачивали, одна рукаего беспомощно завалилась назад, и он сделал напрасное усилие, чтобы перетащитьее. Заметил ли граф тот взгляд ужаса, с которым Пьер смотрел на этубезжизненную руку, или какая другая мысль промелькнула в его умирающей голове вэту минуту, но он посмотрел на непослушную руку, на выражение ужаса в лице Пьера,опять на руку, и на лице его явилась так не шедшая к его чертам слабая,страдальческая улыбка, выражавшая как бы насмешку над своим собственнымбессилием. Неожиданно, при виде этой улыбки, Пьер почувствовал содрогание вгруди, щипанье в носу, и слезы затуманили его зрение. Больного перевернули набок к стене. Он вздохнул.

— Il est assoupi, [Он задремал, ] — сказалаАнна Михайловна, заметив приходившую на смену княжну. — Аllons. [Пойдем. ]

Пьер вышел.

В приемной никого уже не было, кроме князяВасилия и старшей княжны, которые, сидя под портретом Екатерины, о чем-тооживленно говорили. Как только они увидали Пьера с его руководительницей, онизамолчали. Княжна что-то спрятала, как показалось Пьеру, и прошептала:

— Не могу видеть эту женщину.

— Catiche a fait donner du the dans le petitsalon, — сказал князь Василий Анне Михайловне. — Allez, ma pauvre АннаМихайловна, prenez quelque сhose, autrement vous ne suffirez pas. [Катишьвелела подать чаю в маленькой гостиной. Вы бы пошли, бедная Анна Михайловна,подкрепили себя, а то вас не хватит. ]

Пьеру он ничего не сказал, только пожал счувством его руку пониже плеча. Пьер с Анной Михайловной прошли в petit salon.[маленькую гостиную. ]

— II n`y a rien qui restaure, comme une tassede cet excellent the russe apres une nuit blanche, [Ничто так не восстановляетпосле бессонной ночи, как чашка этого превосходного русского чаю. ] — говорилЛоррен с выражением сдержанной оживленности, отхлебывая из тонкой, без ручки,китайской чашки, стоя в маленькой круглой гостиной перед столом, на которомстоял чайный прибор и холодный ужин. Около стола собрались, чтобы подкрепитьсвои силы, все бывшие в эту ночь в доме графа Безухого. Пьер хорошо помнил этумаленькую круглую гостиную, с зеркалами и маленькими столиками. Во время баловв доме графа, Пьер, не умевший танцовать, любил сидеть в этой маленькойзеркальной и наблюдать, как дамы в бальных туалетах, брильянтах и жемчугах наголых плечах, проходя через эту комнату, оглядывали себя в ярко освещенныезеркала, несколько раз повторявшие их отражения. Теперь та же комната была едваосвещена двумя свечами, и среди ночи на одном маленьком столике беспорядочностояли чайный прибор и блюда, и разнообразные, непраздничные люди, шопотомпереговариваясь, сидели в ней, каждым движением, каждым словом показывая, чтоникто не забывает и того, что делается теперь и имеет еще совершиться вспальне. Пьер не стал есть, хотя ему и очень хотелось. Он оглянулся вопросительнона свою руководительницу и увидел, что она на цыпочках выходила опять вприемную, где остался князь Василий с старшею княжной. Пьер полагал, что и этобыло так нужно, и, помедлив немного, пошел за ней. Анна Михайловна стояла подлекняжны, и обе они в одно время говорили взволнованным шопотом:

— Позвольте мне, княгиня, знать, что нужно ичто ненужно, — говорила княжна, видимо, находясь в том же взволнованномсостоянии, в каком она была в то время, как захлопывала дверь своей комнаты.