После обеда за братом приехал его сын на машине.

– Меня по пути забросьте, – попросила Майя.

Когда стали собираться, Майя подошла ко мне.

– Лёнь, ты ко мне придёшь?

Это было сказано тем же голосом, как тогда, в молодости, когда она приглашала меня к себе на день рождения.

– Да. Когда?

– Приходи сегодня в шесть часов. Погуляем, сходим на пруд. Знаешь, как красиво сейчас на пруду? Помнишь, как ты танцы устраивал? А сегодня там эстрадный оркестр играет в кафе. Там очень интересно. Ты не был?

– Да знаешь, как-то не дошёл ещё.

– Так давай сходим, заходи за мной вечером.

Я к шести часам собрался, сказал Оле, что пойду к Майе. Прихожу, а она уже одета, причёсана. Выглядит, как всегда, замечательно.

– Хочешь что-нибудь выпить?

– Нет, спасибо.

– У меня очень интересный морс есть из арбузного сока. Только я ещё лимонного добавила. Ты такого, наверное, никогда не пробовал. Хочешь, угощу?

– Давай.

Мы прошли на кухню, где у Майи царили чистота и порядок. И вдруг я заметил, что над мойкой висят алюминиевая вилка и ложка. Я посмотрел на них, на Майю, она это сразу заметила.

– Да, те самые, что служили нам с бабушкой посудой после войны. Я их сохранила. И всегда держу на виду.

Я обвел взглядом её кухню: какой посуды здесь только не было! Вспомнил, как она рассказывала о посуде в доме Эллы, как восхищалась увиденным. А здесь! Здесь были и кофейники, и фритюрнички, и самовар стоял, и чайники. Чего только не было, не говоря уже о холодильнике, микроволновках. Микроволновок было две, причём каждая с грилем. Не совсем понятно, зачем две. Также были газовая плита с духовкой, аэрогриль, тостеры. Я обвел всё это взглядом и заметил, что в стеклянных зеркальных шкафах у Майи хрусталь переливался всеми цветами радуги. Она смотрела на меня и улыбалась. Очевидно, тоже вспоминала тот свой рассказ о том, как увидела хрусталь впервые в жизни.

Налила мне сок в высокий красивый стакан, положила кусочек льда. Арбузный сок с добавленным лимонным пришёлся мне по вкусу.

– Хочешь, пойдём погуляем или останешься?

– Пойдём погуляем.

Мы вышли и пошли на пруд, к островку. Она взяла меня под руку. Я взял её ладонь, нежную, мягкую. Я взял ладонь второй рукой. Майя прижалась ко мне, мы остановились. Она положила голову мне на плечо, её пышные волосы коснулись моей щеки. И мне не хотелось идти, хотелось так стоять. Мы постояли так немного, потом посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, медленно пошли дальше.

Пришли на большой пруд, который помним ещё с детства. Он был вырыт бароном, арендовавшим землю у казаков ещё до революции. Этот барон фактически и построил почти весь наш посёлок, почти все наши заводы. На территории посёлка раньше были огромное имение, которое разбомбили во время войны, и дивный парк, который сохранился до наших дней. Теперь этот парк имеет вид очень бледный, но зато островок на пруду очень красивый: на нём расположены несколько кафе, танцплощадка, вокруг танцплощадки поставлены столики, их обслуживают официанты. Мы выбрали средний столик для двоих, хотя за ним могут сидеть и больше людей. Столик в таком случае раздвигается, а официант приносит дополнительные стулья. Для совсем уж больших компаний предусмотрены столики подальше от танцплощадки, чтобы не мешать танцующим.

Как только мы сели, к нам сразу подбежал официант – молодой парень, который, не замечая меня, сразу обратился к моей спутнице.

– Майя Александровна, что желаете?

– Ванечка, ты разве не замечаешь, что я с кавалером?

– Ах, извините! Что желаете? – обратился он теперь уже ко мне.

– Что будем? – спросил я у Майи.

– Мне бы апельсиновый сок и мороженое шоколадное.

Официант стоял ко мне вполоборота, Майя вдруг взяла меня за руку:

– Лёнечка, а что ты будешь? Вино или коньячок?

Я поначалу опешил из-за того, что она меня так при посторонних назвала, но решил ей подыграть.

– Нет, Майечка, мне тоже сока, но только вишнёвого, и мороженого, как тебе.

– Ванечка, сделай нам, пожалуйста, что мы заказали, – сказала Майя официанту.

– Сейчас, Майя Александровна, одну минуту, – и убежал.

Через минуту возвращается с вазой в руках. В вазе стоял букет красных роз.

– Майя Александровна, это вам.

Чуть позже принёс мороженое и соки. На эстраде уже собрался оркестр. Я заметил, что официант подбежал к одному из музыкантов, а через несколько мгновений конферансье объявляет:

– Сегодня наши песни и мелодии будут исполнены в честь нашей уважаемой Майи Александровны. Будут исполняться песни 60-х годов.

Все захлопали, повернулись в сторону Майи, а конферансье тем временем добавляет:

– И в честь её друга, имени которого мы не знаем.

Не знаете, так не знаете. Очевидно, всё это молодёжь.

– Ты что, подготовила это? – спросил я Майю шёпотом.

– Да что ты, это же все мои ученики. Они все у меня учатся. Я ведь учительница.

Заиграло танго, и я вспомнил шестидесятые годы.

– Танго, это старая пластинка.

– Пойдём? – кивнула мне Майя.

– Пойдём.

Мы начали танцевать. Народ, что сидел за столиками, весь поднялся. Все смотрели на нас, но никто не выходил в круг. Мы танцевали, нам было очень хорошо. Я чувствовал её руку на плече, обнял её за талию. Майя была необыкновенно красивой и милой в тот вечер. С такой женщиной приятно находиться рядом. Мы танцевали, не обращая внимания на всех тех, кто стоял рядом и смотрел на нас. Когда закончилась музыка, все вдруг захлопали. Мы поклонились и вернулись к нашему столику. Тем временем какой-то солидный мужчина (я его узнал не сразу) поднялся и подошёл к микрофону.

– Хочу внести некоторую ясность. Здесь вот конферансье объявил, что мы не знаем друга Майи Александровны. Да, вы, молодёжь, может быть, его и не знаете. А хорошо было бы его знать, поскольку когда-то здесь не было ничего: ни этой эстрады, ни танцплощадки, ни кафе. Да и мостик сюда оставлял желать лучшего. А здесь вот, – он показал в сторону, – стоял один столб, к которому с той стороны были протянуты провода. На столбе был фонарь, у которого всё время разбивали лампочку. Так вот нашёлся один энтузиаст, который в то время работал на радиоузле. Он сделал усилитель, нашёл проигрыватель и пластинки. А пластинки… Пластинки в то время на толкучках покупали. Пластинки, как мы их тогда называли, были «на костях», то есть записаны на рентгеновских плёнках, подпольно. И даже то танго, которое сейчас играл оркестр, тоже было записано на такой плёнке. Так этот энтузиаст и его друзья брали монтёрские когти, усилитель, проигрыватель, пластинки и тащили сюда, на пруд. Было темно, но этот энтузиаст в когтях залезал на столб, вкручивал лампочку, прикручивал кабель с розеткой, опускал вниз, они подключали усилитель, подключали здоровый алюминиевый динамик, и начинались танцы. Тогда танцплощадкой был кусочек асфальта, а вокруг стояли просто доски на вкопанных столбиках. Так вот, уважаемые друзья, того первого энтузиаста звали Леонидом, Лёней, но мы звали его Лёхой. Это он только что открыл танцы и сейчас сидит за столиком вместе с нашей Майей Александровной. Привет, Лёха!