Весь день слова Уилла звучали в ушах Ребекки. Пленникам позволили покинуть хижину, но ясно дали понять: убежать им не удастся. Любопытные глаза следили за ними отовсюду. Днем чумазая девчушка подбежала к Ребекке и показала ей свою тряпичную куклу.

— Красивая! — пролепетала малышка. Ребекка не поняла, кого она имеет в виду.

Девушка вовсе не чувствовала себя красавицей, а кукла лишь отдаленно напоминала роскошные игрушки ее детства, и все-таки Ребекка с готовностью выразила восхищение. Волосы кукле заменяли грубые бурые нитки, а вместо глаз были пришиты черные пуговицы. Но едва Ребекка успела взять тряпичного уродца на руки и запеть песню, как явилась мать девочки — женщина, которая могла бы считаться красавицей, если бы не ужасающая худоба.

Мать наградила свое чадо звучным шлепком, схватила за руку и поспешно отвела в сторону.

Джоб разыскал Ребекку и Уилла, когда они издалека наблюдали, как обитатели леса жадно обгладывают вчерашние кости. Джоб окинул Ребекку ироническим взглядом.

— Да уж, вчера вы выглядели получше, миссис, — заявил он. — Не то что сегодня, но и так сойдет. — Он повернулся к Уиллу. — А вы, мистер, похоже, приуныли.

Уилл кивнул.

— Верно. Меня тревожит наша дальнейшая судьба. Едва ли вы захотите до конца жизни держать нас в плену. Если вы отпустите нас, мы никому вас не выдадим. По-моему, мы уже щедро заплатили за собственную жизнь.

Джоб покачал головой.

— Это не мне решать. Вами займется человек из Ноттингема. Он будет здесь завтра, вот тогда и посмотрим.

— Значит, вам и раньше случалось иметь дело с пленниками? — словно невзначай спросил Уилл.

Джоб в ответ только фыркнул.

Время тянулось бесконечно. Сильнее всего Уилла угнетало бездействие и томительное ожидание.

В уединении хижины он изумлял Ребекку тем, что постоянно тренировался: то наполнял ведро землей и камнями и поднимал его высоко над головой, то разминался так, как в зале Джексона. Затем Уилл выходил из хижины, подпрыгивал, хватался обеими руками за ветку и исполнял акробатические трюки, которые прежде Ребекка видела только в цирке. Казалось, от скудной пищи Уилл ничуть не ослабел.

Впрочем, кормить их стали чуть получше. Ребекка старалась ничем не рассердить своих тюремщиков и помалкивала. Им перепадали кусочки оленины, ранние сливы, видимо похищенные у местного фермера, и даже несколько кусков хлеба с маслом и неизбежным сыром.

— Не хватало еще, чтобы вы оба протянули нога, — грубо шутил Джоб.

Ребекка завоевала уважение луддитов, когда однажды ее маленькая знакомая — девочка, назвавшая ее «красивой», — упала и сильно ободрала колено. Ребекка перевязала рану полоской ткани, которую оторвала от своей нижней юбки. Мало-помалу женщины начали привыкать к ней и убедились, что она вовсе не капризная бездельница. Ребекка, желая помочь, взяла на себя часть привычной работы обитателей лагеря.

По ночам они с Уиллом подолгу разговаривали, лежа рядом на соломенном тюфяке. Ребекка обнаружила, что у Уилла прекрасная память: он читал ей наизусть стихи и отрывки из драматических произведений, подражая Кемблу [3] и другим известным актерам. Уилл не стал объяснять, что в Лондон он когда-то прибыл вместе с труппой странствующих артистов.

Постепенно они сближались и физически, и духовно. Ребекка понемногу утрачивала свой страх перед мужчинами, в душе Уилла проснулась слабая надежца на то, что здесь, вдали от цивилизации и света с его чинным этикетом, он сумеет добиться того, что в городе было недоступно, — сделать Ребекку своей женой.

Однажды утром, когда Ребекка сидела перед хижиной, зашивая прореху на единственном платьице маленькой подружки, луддиты вдруг засуетились. Прибыл «человек из Ноттингема».

Уилл понятия не имел, как выглядит вожак луддитов. Мысленно он представлял его себе внушительным мужчиной, способным справиться с разнузданной толпой. А «человек из Ноттингема» оказался невысоким и худощавым, с умным лицом, в одежде скромного клерка.

Одно было ясно: он вряд ли голодал. Уилл заметил, что на ногах у него добротные сапоги, да и приехал он отнюдь не на заморенной кляче. Луддиты обступили вожака, выспрашивая у него последние новости. Неужели правительство наконец-то решило помочь им?

Вновь прибывший покачал головой и коротко ответил:

— Как и следовало ожидать, нам ничего не предложили.

Это заявление вызвало бурю гнева — луддиты разразились бранью. Их вожак молча спешился, взял Джоба под руку и отвел его в сторону, чтобы поговорить с глазу на глаз.

Когда разговор закончился, Джоб попросил внимания:

— Мистер желает поговорить со всеми.

В толпе зашикали и притихли, а «мистер» встал на табурет и обратился к своим сторонникам с речью, которая наверняка подстрекнула бы их к бунту, если бы они находились на улице города, а не в глухом лесу.

Уиллу и прежде случалось слышать и видеть радикалов, но среди них не попадалось столь одаренных демагогов. Уилл читал речи французского революционера Робеспьера и находил между ним и «человеком из Ноттингема» немало общего. И этот умный, изворотливый человек должен был решить судьбу Ребекки и самого Уилла!

Время от времени «мистер» делал паузу, чтобы дать толпе выплеснуть свои эмоции. Он пообещал, что когда-нибудь его сторонники поднимут мятеж против угнетателей, разграбят и дотла сожгут Ноттингемский замок и дома богачей, будут есть на серебре, спать на шелковых простынях и владеть поместьями своих бывших хозяев.

Слушая его, Ребекка побледнела, а когда речь закончилась и «человек из Ноттингема» направился к ним с Уиллом, судорожно вцепилась в руку мужа. Тем временем луддиты одобрительно похлопывали своего вожака по плечам и даже пытались расцеловать его.

Уилл крепко сжал руку жены и вполголоса приказал:

— Ступай в хижину, Бекки. Я сам поговорю с этим человеком.

— Нет, Уилл, никуда я не…

Он взял ее за обе руки и заглянул в глаза.

— Бекки, ты поклялась любить меня, почитать и повиноваться. До сих пор ты не выполнила ни единого обещания. Я впервые прошу тебя об одолжении — и не без причины. Обещаю, я передам тебе весь разговор. А теперь сделай, как я прошу, — я просто хочу защитить тебя.

У Ребекки задрожали губы: Уилл казался суровым и непреклонным. Высвободив руки, она с неожиданной покорностью проговорила:

— Хорошо, Уилл, только будь осторожен.

— Обещаю. — Наклонившись, он поцеловал ее. — Сделай это ради меня, Бекки.

Проследив, как она вошла в хижину, он обернулся лицом к человеку, от которого зависела их судьба. Тот холодно произнес:

— Насколько я понимаю, Джоб сглупил, назвав вам мое имя.