назывались сервиент-арморурами и являлись самой массовой частью тамплиеров. Рядовой состав Ордена Храма, но в сравнении с обычными армейскими вояками их, пожалуй, можно было сравнить с, выражаясь привычными мне терминами, унтер-офицерским составом.

Как же тогда упомянутые оруженосцы? Кандидаты в полноценные офицеры, этакие аналоги гардемаринов, фендриков и тому подобных состояний во времена, не столь отдалённые от мне родных и привычных. Как по мне, вполне себе разумная, здравая система, в этом конкретном времени достаточно гибкая и дающая возможность талантам подняться вверх даже с самых низов, пусть и прикладывая для этого нехилые усилия. Ещё бы нечто подобное в светской части ввести, благо образец в виде знаменитого петровского «Табеля о рангах» присутствует и ни разу не забыт. Названия только поменять и вуаля, будет готово не уравнивание, но приведение в соответствие рангов в военной, статской и придворной ветвях свежесозданной империи. А реформами итальянцев и иных её подданных уже да-авно не удивишь. Привыкли, однако.

— Пока ты в мыслях важных или не очень витаешь, того и гляди в подзорную трубу со смотрового гнезда берега Пуэрто-Рико увидят, — сложенными пальцами ткнула меня под рёбра Изабелла. Чувствительно, однако! — Давай, признавайся, о чём-то отвлечённом мыслил или о конкретике?

— Об окончательном формировании и приравнивании иерархий военной, статской и придворной. Сама знаешь, по какому варианту. Нам с тобой знакомому. Это делать стоит. Время пришло, империя состоялась и укрепилась, несмотря на малое число лет. С исторической точки зрения малое.

— Может ты и прав, Чезаре. Не удивлена буду, если Лукреции и «отцу» записи в запечатанном сургучом конверте оставил. Нет, конверта маловато, тут меньше книги не получится.

— Есть такое дело. Я привык предусматривать любые варианты, даже самые для себя паршивые. Только не хочу сейчас о грустном. Как думаешь, нас встречать как будут?

— Радостно и со всем почтением, как и полагается. Байлиф Густав фон Крайге и в Европе себя хорошо показал, и проверенные доклады уже из нового Света говорят о нем, как о правильном, ценном члене Ордена.

— А сенешаль одноимённой крепости?

— Лодовико Фабри? Педантичный служака. Строительство самой крепости, управление, поддержание порядка. И понимание, что не с его отсутствием инициативы и гибкости лезть туда, где он не силён. Пока это известно из донесений, но скоро мы с тобой это собственными глазами увидим. Уже скоро, Чезаре. Я сама хочу почувствовать под ногами твёрдую землю, а не опостылевшие доски палубы. И эта качка.

— Нет у тебя морской болезни и никогда не было, — с ходу отвергаю возможную попытку пожаловаться на «тяжёлую девичью участь», пускай и чисто в ироничном ключе.

— Болезни нет, а ремнями себя к койке привязывать, чтоб ночью во время качки на полу не оказаться — это не то занятие, которое порадует маленькую и нежную меня.

Тут сложно не согласиться. По удобствам путешествия здешние корабли от мне привычных отличаются, словно небо и земля. А я, надо заметить, за прошедшие годы таки да извернулся ужом и устроил в замке Святого Ангела пусть бледное, но подобие привычного комфорта. Примитивный вариант водопровода, умеренно, но всё ж яркое керосиновое освещение, даже архаичную систему дистанционной связи по вызову прислуги. Как? Система проложенных в стенах изгибающихся трубок, а также точки входа и выхода для «голосовых волн». Слышно, надо сказать, так себе и недалеко, но опять же не стоит забывать о времени.

Однако то там, в главной резиденции Борджиа. А здесь, на деревянном — лишь местами обшитом листами меди — куске дерева посреди океана даже этого не наличествовало. По факту походные условия, которые будут тянуться… Именно тут уже недолго, но ведь остаётся ещё и Пуэрто-Рико, и Эспаньола — куда нам однозначно придется переться, вот нутром чую.

Спокойно, Кардинал, спокойно! Отвык ты за несколько прошедших лет от чисто бытовых неудобств. Расслабился, панимаишшь! Подзабыл уже, как носился по Италии, Сербии, бывшим территориям Османской империи и прочим регионам. Пришла пора вспомнить и снова погрузиться в эту атмосферу. Хорошо погрузиться, так, чтобы она и на долю процента не мешала работе разума, да и настроение шибко не портила. Настроение и эффективность действий, они оч-чень сильно связаны, как бы кто ни пытался подобное отрицать.

— Земля! — заорали из «вороньего гнезда», той самой наиболее поднятой к небесам смотровой точки. — Вижу землю!

— Хорошо орёт, — деловито и совершенно бесстрастно констатировала Белль, после чего добавила из классики:

Малейший островок, завиденный дозорным,

Нам чудится землёй с плодами янтаря,

Лазоревой водой и с изумрудным дёрном.

Базальтовый утёс являет нам заря.

О, жалкий сумасброд, всегда кричащий: берег!

Скормить его зыбям, иль в цепи заковать -

Безвинного лгуна, выдумщика Америк,

От вымысла чьего ещё серее гладь.

— Только вымысла то тут нет, сестрёнка. Пусть не сама Америка, но один из прилегающих островов, который хоть раньше ожидаемого, а показался. Думаю, что именно Пуэрто-Рико. Вот, на Зигфрида посмотри, рожа от счастья того и гляди пополам треснет. А выдающиеся строки великого поэта… Не совсем те. Я бы выбрал другие:

Бесплодна и горька наука дальних странствий:

Сегодня, как вчера, до гробовой доски —

Всё наше же лицо встречает нас в пространстве:

Оазис ужаса в песчаности тоски.

Бежать? Пребыть? Беги! Приковывает бремя -

Сиди. Один, как крот, сидит, другой бежит,

Чтоб только обмануть лихого старца — Время.

Есть племя бегунов. Оно — как Вечный Жид.

И как апостолы, по всем морям и сушам

Проносится. Убить зовущееся днём -

Ни парус им не скор, ни пар. Иные души

И в четырёх стенах справляются с врагом.

Задумалась, после чего, секунд через несколько, кивает.

— И это тоже хорошо. «Плавание», оно разное, у каждого свой отклик. Ты видишь одно, я другое, но оба мы умеем зреть в корень, Чезаре. Но сейчас…

Сейчас да, разговоры, отдающие флером совсем иной эпохи, иного восприятия мира, стоит временно отставить в сторону. И не по причине какой-либо опаски — коронованных персон тут не то что уважают, а чтут на уровне сакральности, воспринимая зачастую как должное даже откровенное безумие, не говоря уж о чудачествах — А просто за ради поддержание давно и тщательно выстроенных образов.

— Мы уже слышали, Зигфрид, — киваю подошедшему Меллендорфу. — Надеюсь, тем, на верхотуре, не померещилось?

— Не должно, магистр. Штурман сразу после крика ещё раз проверил по приборам. Да, земля. Пуэрто-Рико. Теперь чуть