Она топала ногами по асфальту, но потом случайно наступила на корень и поскользнулась. Я кинулась вперед и удержала ее, когда она чуть было не плюхнулась на попу. Электра только рассмеялась и продолжила гоняться за голубем.

Цепочка от кулона каким-то образом запуталась. Она крутилась вокруг себя, что, вероятно, не так уж и странно, – но она не переставала вращаться! Цепочка дергала мой палец, пока кулон в виде рыбки крутился, крутился… Я почувствовала, как в ушах застучала кровь.

Тут Орест закончил свои измерения.

– Мне кажется, это именно там, где ты стоишь, – сказал он. – Корень Дуба ленсмана, а «ююз» означает юго-юго-запад. Эта точка и есть юго-юго-запад, если учесть погрешность компаса.

– Мне тоже, – проговорила я. – В смысле – мне тоже кажется, что это здесь.

Орест первым вогнал лопату в газон рядом с корнем дуба, а потом мы стали копать по очереди. Почти сразу же лопата уперлась в корень, и пришлось отойти чуть в сторону. Потом мы снова натыкались на корни. И опять уходили в сторону. «Ничего не выйдет, – подумала я. – Корни! Они тут везде!»

Но тут моя лопата ударилась обо что-то твердое, раздался скрежет металла по металлу.

Это оказалась труба. Длинная и тонкая, с маленькой шляпкой на одной стороне. Почти как ракета. Орест осторожно поднял ее и счистил с нее землю. Потрогал крышку. Она вся была покрыта ржавчиной.

– Давай, – сказала я. – Открывай.

– Крышка не поддается, – ответил он. – Давай лучше сделаем это дома.

Орест обернулся к коляске. Ясное дело, она была пуста. Ведь Электра играла в песочнице.

Проблема заключалась только в том, что и в песочнице тоже никого не было.

Я понимаю, что человек может испугаться, когда его младшая сестра пропадает, хотя у меня нет ни братьев, ни сестер. Однако я никак не могла взять в толк, почему Орест сразу так запсиховал. Мы ведь еще даже не начали ее искать.

Орест буквально побелел (то есть стал еще бледнее, чем обычно) и вел себя так, словно речь шла о жизни и смерти.

– Электра! Электра! Малин, ищи ее! Ищи!

Он помчался обратно к дороге, продолжая ее звать.

Я подумала, что это ужасная глупость – ребенок, в распоряжении которого целая площадка, вряд ли предпочтет скучную дорогу. Так что я стала искать возле лазалки. И оказалась права. Практически сразу я обнаружила Электру, которая сидела в одном из маленьких домиков под лазалкой и готовила пирожки из песка на маленькой воображаемой плите.

– Пилозок? – спросила она меня, когда я подошла. На самом деле в кучке песка, которую она протянула мне, лежал кусок настоящего пирожка. Мне пришлось сделать вид, что я его съела.

– Электра-а-а-а! – кричал Орест как на пожаре.

– Она здесь! – крикнула я ему. И протянула Электре руку, которую девочка взяла. Мы пошли к коляске, где столкнулись с полностью вспотевшим Орестом, несшимся нам навстречу. Он посадил сестру в коляску и особенно тщательно застегнул на ней белые ремни.

– А где же та трубка? – спросила я.

Ни у кого из нас ее не было.

К счастью, она лежала на краешке песочницы.

Грохот барабанов разносился по всей нашей улице Альмекэррсвеген, когда мы шагали по ней с лопатами, коляской и трубкой. Оставив все вещи в гараже, мы зашли в дом Ореста, чтобы посмотреть, что там происходит.

Там творилось что-то невообразимое! Дом и сад были заполнены людьми.

Большинство из них танцевали.

Большинство были босиком.

Большинство – в возрасте моих родителей.

А такие старые люди странно смотрятся, когда танцуют.

Барабанщики устроились на маленькой веранде сзади дома, где у Росенов стояла белая садовая мебель, а мама Ореста обычно держала горшки и ящики с рассадой. Должно быть, она их куда-то убрала.

В гостиной собралась целая группа, отрабатывавшая трудные упражнения из йоги: участники учились стоять на голове и всякое такое.

Орест кинулся к своей комнате и перевел дух, увидев на двери повешенную его мамой табличку «ЗАКРЫТО». Вероятно, танцующие в повседневной жизни были обычными людьми, уважающими таблички с запретами.

Папа стоял в кухне, наливая из фарфорового графина какой-то мутный напиток цвета чая. Он был вспотевший, с взъерошенными волосами.

«Что он здесь делает?» – успела подумать я.

– Малин! Как здорово! – воскликнул он. – Ты не поможешь мне?

Он кивнул на салатник с ядовито-зелеными листьями и пряно пахнущими стеблями.

– Это надо положить в каждый стакан. Поняла?

– А что это такое? – спросила я, послушно раскладывая зелень по стаканам.

– Укропная вода с мятой и лимоном, – ответил папа. – Тут так много всего происходит! А вечером будет пение на несколько голосов. Правда здорово?

Ну уж не знаю. Я как-то не привыкла к тому, что взрослые тети и дяди танцуют, хлопают в ладоши и звенят бубенчиками.

Я помогла папе раздать всем желающим укропную воду. Хотя на улице было пасмурно и холодно, многие танцующие в саду совершенно вспотели. Некоторые выглядели очень необычно – например, мужчина с перьями, которого мы видели на улице пару дней назад, или один из барабанщиков, загримированный как лев. Но большинство всё же казались самыми обыкновенными взрослыми, вроде моего папы.

Танцевали не все. Некоторые собирали ветки в большую кучу в дальнем конце сада. У грядок стояла мама Ореста, разговаривая с гостями, что-то им показывала и демонстрировала свой маятник.

На скамеечке у дома сидел кто-то, закутанный в мохнатую вязаную шаль, и, склонившись над цветочным горшком, бормотал: «Лаванда, лаванда, лаванда», – а потом он внезапно поднял лицо и выпалил: «Обожаю лаванду!» И хотя ее щеки были полосатыми от листьев лаванды, я увидела, что это директор школы. В смысле – наша директриса. Хотя выглядела она совсем не так, как в школе за своим письменным столом.

Оставив папу со всеми, я удалилась с Орестом и Электрой в комнату друга. Мы немного поиграли с его сестрой, стараясь не думать обо всех этих странных взрослых за дверью комнаты. С открыванием трубки мы договорились подождать. Никто не знал, когда какой-нибудь любопытный участник танцевального фестиваля может дернуть за ручку двери. Через некоторое время снаружи стало чуть потише.

– Давайте тихонько прокрадемся в кухню и посмотрим, нет ли там чего-нибудь поесть, – предложил Орест. Тут я почувствовала, насколько проголодалась, – но, как только мы вышли из комнаты, все мысли о еде вылетели у меня из головы.

Посередине кухни стояли два полицейских в голубой форме и беседовали с папой. Полицейские фуражки они не сняли. Электра была в восторге, чего никак нельзя сказать об Оресте.