Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это хороший способ перемещения, — сказал он. — Я запомню его.
— Ничего, что я иногда считаю, будто мир крутится вокруг меня?
— Абсолютно. Мир всегда вертится вокруг тебя. Просто не забывай об одной его особенности…
— Он вращается не только в этом направлении.
— Да. Мир тем и чудесен, что для каждого выглядит по-своему. Пренебрежение этой деталью порождает непонимание и войны.
Шептун подошел к костру, сел рядом, опустил руку на хребет Маркуса. Кот посмотрел на него одним глазом, извернулся и положил голову на запястье сталкера.
— Войны, говоришь, — вымолвил Шептун, слушая потрескивание пламени. — Ты чертовски прав, Сенатор. Я сейчас гораздо лучше понимаю, почему в Зоне работают «Лезвия». Они не могли не появиться, когда есть «Набат». Действие рождает противодействие.
— Но они не всегда взаимопогашают друг друга. Иногда они создают новый вектор силы, который идет в совершенно другую сторону.
— Думаешь, из нашего с «Лезвиями» противостояния может что-то вырасти?
— Конечно. Новый клан, например. Новая религия. Новая точка зрения на то, что делается в Зоне.
— Новая точка зрения… — Шептун потер лоб. — Думается мне, что Зона и есть результат столкновений чьих-то точек зрения.
— Именно. В мире нет необъяснимых вещей и явлений, Шептун. Люди не могут постичь Зону именно потому, что она изначально была побочным эффектом взаимодействия разных мнений. Или, если хочешь сказать, вселенных.
— Зона — это гибрид?
— Да.
— Но чего? Что могло породить ее?
— Я не знаю, друг мой. Ответы хранятся за куполом, но мне туда не пробраться.
— Никому не пробраться, — добавил сталкер. Они с Сенатором помолчали немного, затем Сенатор сказал:
— Сдается мне, друг мой, что в глубине твоей души прячется совсем другой человек.
— Какой?
— Радостный, дарующий веселье, любящий сладости и здоровый позитив.
— Может быть, — улыбнулся Шептун. — А еще он нахальный, как кот.
— Кто бы сомневался? Неужели ты думаешь, что Маркус готов бродить по Зоне в сопровождении хмурого, вечно угрюмого парня? Кот видит в тебе нечто большее, чем просто двуногого прямоходящего, готового регулярно отсыпать ему миску корма. В конце концов, как ты убедился, он сам способен себя прокормить.
Словно в подтверждение этих слов Маркус пошевелил лапой дохлую крысу.
— Ну, не буду спорить, — согласился Шептун. — Пусть я всего лишь гибрид двух мнений, результат противодействия радостного обжоры и сурового сталкера. Итог столкновения вселенных, порожденный новым вектором силы. Все равно мой дух и моя сущность родились естественным путем, каким бы он ни был. И я говорю от их имени, что намерен найти Самопала и вернуть его на базу «Набата».
— Но ведь цель не в этом?
— Конечно. Самопал — всего лишь средство. Это понимал Грач, теперь понимаю и я. Основная же задача — стать противодействующей силой «Лезвиям». Если ты спросишь, зачем мне это надо, то отвечу: ни одна из моих личностей не может смириться с фактом такой угрозы. И если их не сумеет одолеть хмурый сталкер, то победит радостный обжора.
— Страх и смех — две величайшие силы, — сказал Сенатор. — И настолько самобытные, что стараются не вступать в противоречие. Ведь где есть одно, там обычно не бывает другого.
— А что сильнее? Страх или смех? Что в конечном счете приводит к победе?
— Смех.
— Точно?
— Я могу доказать тебе это прямо сейчас. Назови мне единственную вещь, способную преодолеть самый сильный страх.
Шептун поразмыслил.
— Нежелание показаться смешным, — ответил он.
— Именно! — Сенатор щелкнул пальцами. — Так что не думай об ужасах «Лезвий» и перспективе погибнуть под их остриями. И сам не пытайся победить их своим грозным видом. Иначе это заведет тебя туда, где нет комфорта.
— Ну ладно, — бодро сказал Шептун, чувствуя бурление в животе. — Покуда суровый дядька во мне стремится выползти и распространить в Зоне свою месть, смеющийся обжора напоминает об ужине. Что там у нас? Неужто опять консервы?
— Ну что ты? Свежие овощи.
— Ого! У кого ты их выменял? И на что?
— У военных, взамен за услуги стоматолога.
— Мало взял, Сенатор. Унять зубную боль — это по меньшей мере на мешок апельсинов потянет.
— Да уж, — вздохнул шаман. — Пожалуй, я начинаю скучать по брутальному сталкеру, который не признавал иной пищи, кроме кильки в томатном соусе.
— Он слег с отравлением. Так где там твоя капуста?
Шептун стоял между трех деревьев, служащих ориентиром для каждого, кто знал, что в этом месте находился спуск под землю. Таковых было немного. Даже в «Набате» не знали, где именно на Агропроме можно спуститься в катакомбы института, хранящего никому не нужные тайны и давно позабытые разработки. Как это часто и бывает, люк вниз находился под самым носом у потенциального исследователя, но, судя по отсутствию чужих следов в самом низу, мало кто знал про это место. Или же старался не соваться туда. У Шептуна было целых два свидетеля, готовых подтвердить безопасность катакомб. Сенатор и Маркус.
— Тебе нужно вентилировать легкие, — сказал шаман. — Потому мы здесь и стоим.
— Ага.
— И побольше ходить не забывай. Разрабатывай мышцы тела заново.
— Я не могу слоняться просто так. Требуется конкретика. Мне нужно перемещаться из одной точки в другую.
— И с такими запросами ты собрался искать «Лезвия»?
Сталкер взял кота на руки и пошел вперед, чувствуя себя нелепо.
— А если за нами наблюдают? — спросил он.
— Рядом никого нет. Я это знаю.
— Откуда?
— Считай, что у меня чувствительность к постороннему взору. И потом, с чего ты решил, что мы кому-то нужны?
— Разговоры, разговоры, — вздохнул Шептун. — Как легко ими отгородиться от окружающей действительности.
— Это вовсе не легко, и тебе лучше освоить это умение. Мир крутится вокруг тебя, забыл?
— Иногда мне хочется, чтобы он замер.
— Для этого достаточно замереть и тебе, но толку будет мало. Мир просто сочувственно понаблюдает за твоим тихим увяданием и продолжит активничать с тем, кто не настолько пессимистичен.
— С тобой, должно быть, бесполезно спорить, правда?
— Спорить всегда бесполезно.
Шептун продолжал идти, ускоряясь. Что-то изменилось. Мир виделся ему в новых тонах.
— Все не так, как обычно, — признался он. — Как-то… иначе.
— Говорят, такое бывает, если внезапно почистить зубы.