Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— По поводу сна… — Шептун зевнул. — Есть у меня идея, как лучше расшифровать твою, это… сущность слов. Можно завалиться на бок и посмотреть, какие есть у нее грани, да и вообще…
— Мы продолжим, когда ты проснешься, — согласился Сенатор. Перед ним уже лежала солидная кучка рукотворного хвороста.
Маркус потыкал в нее носом, словно проверяя на прочность. Посмотрев на Сенатора, он взмахнул огромным хвостом. Шаман слегка наклонился, заглянул коту в глаза.
— Ты не боишься неизведанного, — произнес он. — Ты знаешь, как устроен мир и чего нужно опасаться. Умный малыш. Твою бы дальновидность да твоему хозяину.
— Я все слышу, — сонно пробурчал Шептун.
— Тебе все приснилось. Спи, завтра у нас важный день.
Завтрашний день действительно оказался важным. Шептун вроде бы ничего особенного не делал, но в Зоне ему еще не приходилось заниматься ходьбой без цели, дышать с концентрацией на процессе, тщательнее пережевывать пищу и выполнять еще множество подобных дел. На первый взгляд, они отнимали у него время, зато качество его жизни при этом повышалось. Сталкер не мог выделить что-то одно, всеобъемлющее действие, которое объясняло бы, почему ему внезапно стало хватать для сна меньше часов, а каждый вчерашний день в сравнении с сегодняшним казался депрессивным и нерациональным. В конце концов Шептун все принял как должное — однако еще много времени потратил на то, чтобы в это поверить.
— Каково твое самое яркое воспоминание? — спросил Сенатор, сидя на земле и выискивая, как уже знал сталкер, съедобные корни. — Есть что-то такое, что повышает тебе настроение всякий раз, как ты об этом вспомнишь?
— Есть, — ответил Шептун, недоумевая, как шаман различает с поверхности, где эти корни находятся. — И достаточно много.
— Много? Ты счастливый человек.
— Я должен припомнить самое лучшее?
— Не обязательно. Вспомни просто то, что повышает тебе настроение.
— Да был один курьез, — усмехнулся сталкер. — Рассказать?
— Расскажи.
— Ничего особенного, если подумать. Мне было лет шесть, меня сводили родители в луна-парк. Катались на американских горках, ели сахарную вату, павильоны всякие разглядывали.
— Должно быть, такое у вас было редко?
— Да, редко. Но не это мне запомнилось больше. После аттракционов мне захотелось мороженого, но родители отказали.
— И что ты сделал?
— Ничего, просто погрустил немного. Когда отец пошел за машиной, мама уволокла меня к ларьку и купила крем-брюле, сказав, чтобы я ел быстрее, а то папа увидит. Ну я ем, давлюсь, стараюсь побыстрее, а машины все нет. Мама пошла искать, а отец подъехал с другой стороны с брикетиком «Лакомки». Говорит, мол, ешь скорее, только маме не говори.
— Хорошее воспоминание, должно быть.
— Да. — С лица Шептуна не сходила улыбка. — Я с тех пор никому из них об этом не рассказывал. Но только сейчас понял, что они наверняка обо всем догадались. Столько лет мне казалось, будто я храню большую семейную тайну. Что-то такое, что сдерживает семью вместе.
— Что сейчас с твоими родителями?
— Живут под Питером.
— Неужто в метро?
— Нет, просто за городом.
— Счастливый ты человек, Шептун, — повторил Сенатор. — Теперь вспомни, как ел то мороженое.
— Зачем?
— Просто вспомни.
Шептун попытался представить, как все происходило, и неожиданно разразился хохотом.
— Сенатор, давай не будем, — предложил он. — Что было, то прошло, все равно воспоминаниями сыт не будешь. Хотел бы я сейчас мороженого, не спорю.
— Съешь его заново! — настоял шаман. — Вспомни, как это было! Хоть жестами повторяй, если надо, но вспомни.
— Жестами не получится. Я с тех пор в росте прибавил раза в два с половиной.
— Не прибавил. Тебе сейчас шесть лет, ты стоишь не посреди болота, а в луна-парке, после американских горок, и поедаешь мороженое. Ну!
— Да представляю я, представляю. — Шептун с удивлением обнаружил, что сердце колотится сильнее, а в животе появляется давно позабытое ощущение. — Помню, как лучи на нем отражались. Шум вокруг… Какой-то карапуз лопает пончики.
— Дальше.
— Дальше все. Говорю же, я ел быстро.
— Вспоминай «Лакомку».
— Я про «Лакомку» и говорил. Крем-брюле я уже давно слопал.
— Начинай заново.
— Может, хватит? И так две штуки съел.
— Давай еще, не потолстеешь.
Шептун сжал кулаки и посмотрел на них по очереди.
— Можно я буду трескать оба сразу? — спросил он. — Внесу разнообразие в историю.
— Конечно.
С двумя воображаемыми вкусностями сталкер расправился еще быстрее, чем в тот раз.
— Акцент на ощущениях, — говорил шаман. — Ты не должен просто есть мороженое, ты должен есть конкретно то мороженое, какое было в тот день.
— Вкусно, — признался Шептун, давясь смехом. — Мне понравилось.
— Стань ровно.
Сталкер мигом выпрямился, будто шестилетний пацан, мечтающий стать взрослым.
— Что чувствуешь?
— Пончиков хочу.
— Хорошо! — Сенатор глядел на него с довольным видом. — Теперь собери в кучу все эмоции, которые испытываешь, и направь их в район живота.
Шептун постарался выполнить указание без расспросов.
— Сделано, — отчитался он, чувствуя, как его переполняют лучшие эмоции детства. — Что теперь?
— Ничего, — ответил шаман, сунув нож в землю и выдергивая растение, похожее на раздвоенную репу. — Теперь удерживай это состояние в себе как можно дольше.
— Я уже устал, честно говоря.
— Завтра будет чуть легче.
— Завтра? Мы будем снова этим заниматься?
— Каждый день. Готовь новые воспоминания. Уверен, у тебя их больше, чем ты думаешь.
— Есть три состояния, которые человек способен вызывать в разных точках своего тела одним лишь усилием воли, — говорил Сенатор, шинкуя ножом найденную «репу» прямо в котел, в котором уже булькала вода, набранная в водоеме и очищенная дезинфицирующими таблетками. — Это тепло, холод и покалывание.
— Что они дают? — спросил Шептун, вскрывая банку тушеной свинины.
— Они разгоняют либо тормозят те или иные процессы.
— Очень познавательно. А конкретнее можно?
— Смотри на свой палец, — сказал шаман. — Прикажи ему нагреться.
— В смысле? Как я это сделаю?