Эпидемии, пираты, извержения вулканов и беспощадность местного климата удерживали население Исландии на уровне нескольких десятков тысяч человек большую часть второй половины прошлого тысячелетия. Можно представить себе, как могла бы выглядеть музейная диорама этих веков: тут оспа, там бубонная чума, вот тут голодомор. Здесь все засыпало вулканическим пеплом, а там земля усеяна трупами скота. Время от времени рубят головы каким-нибудь епископам или в бухту заплывает айсберг, на котором сидит такой же невезучий белый медведь (такое иногда случается и в наши дни).

Самым страшным катаклизмом было извержение вулканической трещины Лаки, которое в 1783 году привело к похолоданию на большей части территории Северной Европы. Последовавший за этим голод погубил примерно четверть жителей Исландии. Дания, к тому времени захватившая Норвегию и Исландию, серьезно рассматривала возможность эвакуации в Ютландию всех выживших. В этом случае остров остался бы в распоряжении живущих на нем 10 миллионов буревестников. К началу 1700-х годов в Исландии жили 50 358 человек. Столетие спустя их было 47 240. Население почти всех остальных европейских стран в этот период росло очень быстро.

В XIX веке исландцы наконец стали предпринимать робкие попытки создать освободительное движение. Как мы уже знаем, независимость они получили благодаря самому невероятному из освободителей – Адольфу Гитлеру. Как писала в то время The Times: «Никого из 120 000 жителей Исландии не огорчило известие о пленении Адольфом Гитлером Его Величества Кристиана X, Короля Датского и Исландского».

Вскоре датчан сменили другие державные полуоккупанты. Американские военные держали здесь базу до 2006 года. Исландия была беднейшей страной Европы, но все изменили деньги плана Маршалла и крупные инфраструктурные проекты. Страна начала расцветать и приобретать уверенность в себе.

В последние годы Исландия жила с гордо поднятой головой: в ооновском рейтинге «Индекс Человеческого Развития» она была на первом месте, занимая четвертую позицию по показателю производительности труда на душу населения среди европейских стран. Она стала одним из лидеров «Рейтинга Экономической Свободы»; по показателю валового национального дохода на душу населения давно уже обошла Великобританию, а в какой-то момент считалась пятой по богатству среди стран – членов ОЭСР. В Исландии была самая высокая рождаемость в Европе, и она давно стала образцом гендерного равноправия. Эта страна первой в мире в 1980 году выбрала президентом женщину, да еще и мать-одиночку, Вигдис Финнбогадоуттир. Исландские мужчины живут дольше всех в мире – средняя продолжительность их жизни составляет 78,9 лет, а исландские женщины еще долговечнее – со средним возрастом 82,8 лет. В пересчете на душу населения исландцы покупают больше книг, чем кто-либо еще в мире.

Но с kreppa (крахом) все эти замечательные достижения отошли на второй план, а сама Исландия превратилась в страну одной проблемы.

На тему того, что конкретно происходило с исландской финансовой системой в 2008–2009 годах, написано множество книг и статей, и я не хочу углубляться в детали. Но мне было интересно докопаться до главной причины, понять, почему именно все здесь пошло вкривь и вкось. Ведь успехи скандинавских стран приписывают действию трех основных факторов: их однородности, эгалитаризму и социальной сплоченности. Всего этого у исландцев было в избытке, причем в некоторых аспектах они даже превосходили своих нордических родственников.

Но что-то где-то не сработало. Утратила ли Исландия свою скандинавскую магию? Вскружили ли ей голову песни заморских сирен? Или она действительно не скандинавская страна?

В 2009 году американский экономический обозреватель Майкл Льюис написал для журнала Vanity Fair ставшую знаменитой (в первую очередь своей нелицеприятностью) статью. В ней об Исландии было сказано все – от ее кредитного загула до грубости ее мужчин и, что весьма негалантно, невзрачности ее женщин. Льюис приходил к выводу, что Исландия – патриархальное общество агрессивных мужиков, предрасположенных к излишнему риску.

Льюис устанавливал прямую причинно-следственную связь между экономическим кризисом и введением рыболовных квот в начале 1980-х годов. Раньше исландцы рыбачили так же, как и все остальные: выходили на кораблях в море и пытали удачу. В какие-то дни они возвращались на берег с пустыми руками, в другие – с отличным уловом. Но в 1983 году после нескольких лет свирепой непогоды, особенно неудачных для рыболовного промысла, исландское правительство решило ввести систему квотирования.

Исландцы известны как особенно рисковые рыбаки, готовые выходить в море в любых погодных условиях. Предложенная система должна была с этим покончить. Правительство выдавало лицензии на вылов определенной части годовой квоты всем действующим судовладельцам. Лицензируемый на год объем добычи определялся пропорционально размерам каждого рыболовного судна.

Инициатива вызвала противоречивую реакцию. Критики считали, что правительство не имеет права ограничивать таким образом доступ к естественному ресурсу. В то же время предполагалось, что рыбаки станут меньше рисковать, если на вылов квотированного объема у них есть целый год.

Но истинный возбудитель кризиса обнаруживается несколько позднее, в 1991 году. Тогда рыбакам разрешили торговать своими квотами и использовать будущие уловы для обеспечения банковских кредитов. Как выразился один обозреватель: «Страну погубило одно-единственное решение двадцатилетней давности».

Гисли Палссон с начала 1980-х годов изучал исландское рыболовное сообщество и был первым ученым, зафиксировавшим последствия введения системы квотирования. «Я уверен, что связь существует (между крахом 2008 года и системой квотирования), – сказал он мне. – Обладатели первых квот мгновенно разбогатели. В конечном итоге все квоты оказались в руках примерно полутора десятков частных компаний с намеренно запутанными схемами владения. А затем их собственники начали перемещать прибыль из рыболовного промысла в банковский сектор».

Но почему никто не протестовал, когда эти бывшие рыбаки и будущие банкиры только начинали свои махинации? Ведь иностранные экономисты и обозреватели часто предупреждали об этом. «Это действительно трудно объяснить. Критикам затыкали рот, в том числе и здесь, в университете – это здание построено на деньги одного из миллионеров. – Палссон обвел жестом помещение, где мы находились. – Критиков клеймили как людей, неспособных радоваться успехам. Эти бизнесмены демонстративно финансировали науку, строительство общественных зданий, музеев, проведение фестивалей и все, что угодно».

«Это верно, через страну текли огромные деньги, – рассказывал мне журналист Бъярни Брюнъелфссон, издатель независимого журнала The Iceland Review. С ним мы встретились у него в тот же день. – Все рестораны были забиты банкирами. Но настоящего богатства не было, все кутили на заемные деньги. Понимаете, эти организации (банки) стали выше нашего понимания. Не думаю, что исландские банкиры делали что-то радикально отличное от иностранных банков. Но дело в том, что они переняли все эти методы поверхностно, не вникли в них, а потом стали творить что-то совсем уж невообразимое вроде встречного кредитования. Я наблюдал за ними и поражался, как эти парни только занимают и занимают и, похоже, никогда ничего не продают, кроме продаж самим себе. Свой капитал они на карту не ставили».