Ну, Махэо помоги! Стас вышел на улицу и пошлепал по лужам.

* * *

Дождь. Бесконечный дождь. Уже третьи сутки небо рыдало в истерике так, что от грома уши заложило, а от молний в глазу рябь и сполохи.

Проспект и небоскребы позади, день пути всего, но обернись – и не увидишь исполинских зданий: струи стеной. До ближайшего дома шагов триста по междутропью, заросшему кустарником, а все равно что три сотни километров: не пройти сквозь сплетение ветвей. И дождь еще… Ну никак не успокоится! Зарядил, похоже, надолго, если не навсегда. Вороные жеребцы туч пасутся на скудном лугу неба, как сказал бы Угме. Не жеребцы даже – целый табун. И все эти лошадки дружно испражняются по-маленькому. Потому и дождь, что тут непонятного?

Стас спрятался от едких струй под жестяным навесом, прогнившим и дырявым, словно перезревший масленок, изъеденный червями.

Изъеденный… Еда…

Накануне Сокол сытно отобедал. Наткнулся на рябину, оборвал все ветки, ничего снегирям не оставил. Жадный потому что. Огненные листья он приметил за квартал. Весь день потратил, чтобы к ним добраться, даже сошел с намеченного маршрута. Мокасины, кстати, хоть выбрасывай: подошва прохудилась, пятки огнем горят, боязно смотреть, небось до кости прожгло кислотой, что, конечно, вовсе не так. Но заглянуть в какой-нибудь дом, найти пару занавесок, штор, а в идеале – новых мокасин, обязательно надо. Ну хоть чем-то прикрыть ноги!

Дождь. Бесконечный дождь.

Стас скукожился под навесом в единственном сухом углу. Вся площадка под листом металла – асфальт, отлично сохранившийся. Трещины, изломы, все это есть, но мины тут не проросли и на стенах пластитовая плесень не прижилась, магниток тоже нет – не закрепились. Если б хоть одну нашел – сбежал бы в дождь, один ведь черт: что здесь, что там верная погибель.

И никого вокруг. Зверье по норам спряталось, входы-выходы законопатило. После дождя на косуль можно с щупом охотится. Главное – найти полянку, где стадо окопалось. Перед дождем косули глубоко в почву зарываются. А когда наверху просохнет чуток, раскапываются. Вот тут-то их охотники и поджидают… А бизоны дождя не боятся. Волки на зиму в подвалы заброшенных домов прячутся, где спят аж до весны. Их, спящих, голыми руками брать можно. Но лучше бы на горле надрез сделать да кровь спустить, чтоб шкуру не испортить. А бизонам и зима не в тягость: под сугробами пожухлую траву ищут. Бизоны – не люди, бизонам всегда хорошо…

Махэо, о чем он думает?! Надо выбраться отсюда, найти Лизу!

Рядом с навесом – беседкой – всего в пяти шагах влажно блестели две полосы металла, исчезающие в вечернем полумраке, что вправо посмотри, что влево. Короче говоря, не видно, где эти полосы заканчиваются. Значит, бесконечные? Как дождь? Уголь Медведя говорил, что такие полосы называются рельсами и никто не знает, зачем они нужны, мол, древние, и те не ведали, куда уж така…

А над рельсами – провода. Тоже исчезающие в бесконечности.

Холодно. Пар изо рта. Изморось каплями срывается с проводов. Стас затеял было приседания, чтобы согреться чуток, но в коленях трещало, и пальцы еще…

Безнадега. И табун жеребцов на скудном лугу.

Стас запел:

Мои черные горы,

по которым я бродил,

опустели теперь —

моя земля

золотых трав,

в которых я бродил.

Мои черные горы остались позади.

Мои белые вершины остались позади.

Вся моя сила осталась позади.

Из моего большого племени

я остался один.

Мои озера,

в которых я ловил рыбу,

остались позади.

Я больше не увижу их.

Опоры моей палатки прогнили,

и моя одежда из шкуры висит в лохмотьях.

Все ушло…[49]

Макс Мцитури проснулся на полу. Болела спина. Ребра тоже болели. На затылке шишка. Последствия мягкой посадки?

Рекогносцировка: надо бы определить местоположение. Ага, череп направлен на дверь сортира. А если уткнуться лицом в палас, то затылок укажет в потолок.

Стратегически важно опорожнить мочевой пузырь.

Вояж на четвереньках – почти что параолимпийский спринт. Благо, унитазы по высоте достаточно уступают небоскребам. Дабы приподнять крышку и уронить череп в приятную прохладу, необязательно быть матерым альпинистом. Если ты отважный лоцман или хмурый капитан, то… Свистать всех наверх, бутылку рома в трахею и попугая в утилизатор! Господин Мцитури возвращается в порт приписки: разворот волнорезом по курсу!

Сильный крен опрокидывает Макса. Оценив обстановку, он принимает решение: если единственное устойчивое положение – кормой вперед, то…

Пардон, но иначе эсминец пойдет ко дну.

Шторм. Соленые брызги. Свет торшера? Маяк тихой гавани! Кок, выбросить за борт макароны по-флотски! Подать жареного тренера под майонезным соусом и фаршированный якорь! Быстро! Тринадцать человек у ворот – мертвецы! Йо-хо-хо!

Макс в постели. В глазах почти не двоится. Макс разминает ноги. Быть может, он притрагивается к ним в последний раз, кто знает? К тому же судороги и растяжения на газоне ни к чему. Лучше заранее постараться, чем потом схлопотать пулю в висок за отсутствие воли к победе.

Дверь отворяется.

Макса поднимают, грузят на носилки и несут. Куда? А поближе к народу. Такая у тренера концепция: совместный отходняк способствует повышению боевого духа команды. О-оч-чень способствует. К тому же сегодня матч.

МАТЧ!!!

СЕГОДНЯ!!!

Финал.

Светло-голубая обивка стен, мягкая, нежная. Белые халаты. И взгляды. Щупают, проверяют, изучают. Как двигаешься – хромаешь, подпрыгиваешь, уверенно на всю стопу становишься, и вообще. Глаза – комплект? Уши на звук реагируют? Ориентация в пространстве? Ведь столько контузий… Швы? Сердечко, пульс, уверенность в своих силах, адекватность и так далее.

– Здравствуйте, уважаемые! – легко поклонился Макс. В «хату», значит, вошел, поприветствовал общество. Приличия соблюдены, вопросов нет.

– Здоро́во, Максимка! Заждались. Думал, можэ, чего случилось? Как настроение? Самочувствие?

– Спасибо, Иван, в порядке. Спасибо.

– З-з-зд-д-дравс-с-ствуйт-т-те-э!

– Здравствуй, Аполлинарий. Как лапка, не болит? – Макс кивнул на пропитанную гноем повязку на лапе паука.

– Н-но-арм-мально-а! Н-не-э жжжал-луй-юс-сь!

– И хорошо, и порядок. Привет, Ринат!

– Здоро́во, Макс. С возвращением! – Ринат крепко пожал протянутую ладонь.

Прицельный взгляд – Макс отразился в линзах конверсионных прицелов. Танкист-отставник, метр в панамке – пардон, в шлемофоне! – лежал на нижней койке справа по проходу. Ветеран. Заслужил.