На тот момент это был «кот в мешке». Если бы офицер прибыл из другой бригады, то всё о нем уже давно было бы известно, но Онищук служил в десантно-штурмовой роте в Монголии и только недавно прибыл в бригаду. Мы уже виделись с ним несколько раз в части, но ни разу плотно не общались. Жил он в офицерской общаге, в карты не играл, водку не пил, а всё свободное время посвящал спорту и службе.

С волнением я ожидал его прихода. С первых же минут общения он вызвал симпатию. Подкупали его доброжелательность и искренность. Ещё перед отправкой смен на посты я сразу признался ему, что печать повреждена, а начальника склада нет в части. Он кивнул головой, и мы вместе вернулись в помещение караулки. Сразу завязалась дружеская беседа, но по-прежнему я чувствовал себя напряжённо, ведь мне надо было сдавать проблемный караул. В ходе разговоров я время от времени поглядывал на караульную ведомость. Олег несколько раз ловил мой взгляд, потом взял её в руки и подписал. Я был в шоке. Онищук так легко принял мою ответственность на себя и затем без всякой рисовки произнёс:

– Фигня всё это, Андрюха. Завтра найду прапора и всё решу.

Мне вдруг вспомнилось то дежурство, когда я сдавал смену Грише Быкову. После того как посты были сданы, я с согласия Олега отпустил своих караульных, а сам остался. Мы вместе поужинали, и Онищук продолжил мне рассказывать, как он попал в спецназ. Сделал он это с помощью своей школьной учительницы. У неё муж служил в изяславской бригаде, а Олег был родом из Изяслава, и тот помог ему перебраться из Монголии в нашу часть.

Мы ещё долго беседовали обо всем, и в какой-то момент я посетовал на разгильдяйство наших бойцов, с которым сложно было бороться. Олег оживился и сказал:

– Ого-го! Ты бы в Монголии послужил. Там солдаты в конец обнаглели, – с восторгом рассказывал он. – У меня однажды в карауле по команде «в ружьё» отдыхающая смена не поднялась. Молодые с закрытыми глазами тряслись от страха, а «деды» внаглую лежат и гыгыкают. – Даже для нашей относительной вольницы это было делом немыслимым, и я с интересом переспросил:

– А ты чего?

– А чего? – спокойно ответил Олег и без бравады продолжил: – Стебанул из пистолета два раза в пол, прямо под топчаны. «Деды» махом вылетели, а «зелёные» прямо там обгадились.

– А патроны? – продолжил я свои расспросы: – Патроны как списал?

– О чем ты говоришь! Там всем по фигу. Вложил два своих, и все дела, – закончил повествование Олежка.

С тех пор каждый раз, когда мы встречались в карауле, наши смены затягивались допоздна независимо от того, кто кого менял. К сожалению, в каждодневной службе нам редко удавалось как следует поговорить. Сказывалась обоюдная занятость.

Тусклая лампочка с трудом пробивала толщу густого сигаретного дыма, но и этого света было достаточно, чтобы разглядеть достоинство игральных, отнюдь не топографических карт. Писали «пулю». Одно, из вроде шутливых, правил преферанса: «кури больше – противник дуреет» – реализовывалось в полной мере. В комнате нас было только четверо. В преферанс почти всегда играли без зрителей. Напряженную работу офицерского мозга прервал стук в дверь. Барсуков как хозяин жилища раздраженно спросил:

– Кого там хрен принёс?

В дверь заглянул посыльный роты минирования и робко произнёс:

– Товарищ лейтенант, боевая тревога. С собой иметь вёдра.

Все удивлённо отвлеклись от карт, а Вовка звонким голосом выкрикнул:

– Ты, мужчина, офигел совсем?! Все боевые тревоги – плановые и, что там ещё… какие вёдра?!

Боец окончательно смешался, хлюпнул от волнения носом и едва слышно промолвил:

– Не могу знать. Дежурный по роте так сказал.

Володя бухнул со всех сил в стену кулаком. Из соседней комнаты тут же беззлобно отозвался серьёзный и не склонный к шуткам лейтенант Онищук:

– Барсуков, твою мать. Два часа ночи, а ты, сука, колотишься опять.

Таким способом Барсуков иногда узнавал, сколько времени. Нет, часы у него были. Электронные, японские, да ещё с солнечной батареей, роскошь по тем временам, но ему лень было за ними в тумбочку лезть. Тем более что раз тревога, значит, всех будут поднимать.

Барсуков вместо извинения ещё громче заорал:

– Олежка, подъем! Тревога в бригаде.

– Какая в задницу тревога? – сердитым голосом продолжал возмущаться Онищук. В этот момент по коридору общаги затопали сапоги посыльных из других подразделений.

Игровой азарт начал остывать, но прерывать партию всё-таки не хотелось, и Володя попытался выяснить ситуацию:

– Гоша, позвони на «ткач», узнай, кто там у нас сегодня стебанулся!

На этот раз Вовка обращался к лейтенанту Колосову, офицеру связи, а «ткач» – это позывной АТС части, которая была в подчинении у Гоши. Там, на узле связи, телефонисты знали все новости. Колосов жил в другом конце коридора, но слышимость была более чем отличная, и через несколько минут он заглянул к нам в комнату. Уже одетый в шинель, Гоша держал в руках солдатскую кружку. С ухмылкой на губах Колосов произнёс

– У них там, на водозаборе, что-то случилось, – пояснил он, – и подполковник Астахов собирает офицеров части воду носить.

– А кружка-то тебе зачем?

– А где я им ведро возьму? – вопросом на вопрос ответил Гоша и исчез.

Игру пришлось прекратить, и мы тоже начали искать подходящие, а скорее, неподходящие ёмкости. Я на всякий случай сунул в карман шинели гранёный стакан.

Когда прибыли к штабу, там уже стояли офицеры. Командиры среднего звена – комбаты, их заместители, начальники служб – не могли не выполнить приказания буквально. Они были с вёдрами и старались делать вид, что воспринимают происходящее всерьёз, но получалось это плохо.

В самом затруднительном положении оказались замполиты. Начальник политотдела стоял тут же с непроницаемым лицом и, разумеется, без посудины. Политработники стояли обособленно, и на всю группу у них было всего несколько ведер и кастрюль.

Кто помельче – взводные, прапорщики – откровенно зубоскалили и смеялись. Вооружились они в зависимости от фантазии. Главное было – произвести впечатление на друзей. Тазы, чайники, кастрюли, различного калибра чашки-плошки. Миша Сергеев с графином, Вова Бочаров с пустой бутылкой из-под водки и, как всегда, пьяный. У Олега Онищука не было ничего.

Барсуков, пытаясь похохмить, спросил:

– Лейтенант Онищук, как собираетесь выполнять задачу?

– Да пошли они все… – огрызнулся Олег, матеря тупость начальства и благоразумно не переходя на личности.

На такой же вопрос, заданный подполковником Астаховым лейтенанту Месяцеву, тот зло буркнул:

– Во рту буду носить, – и тут же получил взыскание.

Начальник штаба уже был тут. Лицо у него, как и у начальника политотдела, оставалось непроницаемым, но было заметно, что они оба старались дистанцироваться от Астахова. Заместитель комбрига был пьян. Он попытался выстроить офицеров в цепь, одновременно стараясь объяснить задачу. По замыслу затуманенного алкоголем подполковника мы должны были обеспечить водой котельную от насосной станции, передавая её вёдрами.