– Ой, это же мой любимый фильм! – обрадовалась она.

Егор кивнул и вручил ей кусок пирога и бокал вина.

«Под небом голубым есть город золотой

С прозрачными воротами и яркою звездой.

А в городе том сад, все травы да цветы;

Гуляют там животные невиданной красы».

…Фильм закончился. В наступившей тишине было слышно, как идет дождь. За окнами было пасмурно, сыро, а в комнате Егора удивительно тепло и уютно. Попивая восхитительное вино Петровича, вобравшее всю радость крымского лета, они говорили о самых разных вещах.

…Он решил показать ей слайды, которые сделал из новогодних фотографий. Увидев на экране смеющуюся девушку в изумрудном платье, Ксения не узнала себя. «У этой девушки – счастливые глаза! Вот что изменилось во мне за последние дни».

– Ксюша, я давно хотел тебе сказать, – на губах Егора появилась улыбка, – у тебя в волосах, словно запутались золотые искры… А глаза переменчивые, как море. Они могут быть зелеными, серыми, голубыми, а когда ты злишься, мечтаешь или выдумываешь – синими!

Ксения не выдержала и тоже улыбнулась в ответ.

В дверь постучали, и вошла Леля. Ксения с Егором застыли. Егор выключил экран.

– Что вы тут делаете? – недовольно спросила Леля.

– Смотрим фотографии, – смутился Егор.

Задержавшись взглядом на пустой бутылке вина, она обиженно заметила:

– Между прочим, ты мог бы меня встретить, из салона мне пришлось возвращаться одной! И наведи, наконец, порядок в своей комнате – это невыносимо!

Ксения поднялась:

– Я пойду!

* * *

Она вернулась к себе, раскрыла книгу, но не смогла прочесть и страницы. Внутри что-то болело, рвалось, это странное ощущение было сродни острой зубной боли; нет, куда сильнее! Неужели ревность?!

Она решила выйти в сад – вдохнуть свежего воздуха, успокоиться – и на веранде вдруг столкнулась с Егором.

– Ксюша, ты не спишь?

– А ты?

– Как видишь, – не спится! – улыбнулся Егор.

– А… Леля?!

– Ушла к себе, сказала, что у нее болит голова. Впрочем, это, кажется, только предлог, чтобы не разговаривать со мной. А почему ты грустная?

Ксения пожала плечами – так…

– Давай назло всем грустить не будем?! Пойдем к морю?

Она поразилась – сейчас к морю?!

За окнами было темно, завывал ветер, погода не располагала к романтическим прогулкам, и все-таки Ксения ответила «да».

Штормило. Ночь была чернильная, как любимое мамой Соней шави-гвино. Они подошли к причалу.

– Жаль, что сейчас не сезон, я бы прокатил тебя на яхте, – сказал Егор. – Кстати, помнишь, ты советовала мне назвать ее именем любимой женщины?

– Ну? – сморщилась Ксения. Почему-то теперь эта мысль не казалась ей удачной.

– Мне кажется – хорошая идея!

Ксения отвернулась, не желая развивать эту тему.

…Егор рассказывал о здешних вечно зеленых самшитовых рощах, о том, что весной в этих краях зацветет миндаль, и о том, как потрясающе красиво будет летом. «Вот приедешь к нам через полгода, и сама все увидишь!»

– Я сюда не приеду, – сказала Ксения.

– Почему?

– Потому что нам лучше никогда больше не встречаться.

Они смотрели друг на друга. Ксения смутилась и первой отвела глаза.

– Что с тобой? – спросил Егор. – Ты дрожишь, замерзла?

Он снял с себя куртку и накинул ее на Ксению.

– Мне кажется, что мы оба… нездоровы, – промолвила она.

– И боюсь, это не лечится, – усмехнулся Егор.

Всю дорогу до дома они молчали. В гостиной, прощаясь, Егор крепко сжал ее руку. «Спокойной ночи, Ксюша!»

Даже в теплой комнате, под одеялом Ксения не могла согреться, подрагивая то ли от холода, то ли от волнения. Она взяла со столика камень в форме сердца, который нашла на берегу бухты, и вспомнив слова Егора: «Повезет в любви!», усмехнулась: вот так повезло! Она влюбилась в Егора по самые уши, как пятнадцатилетняя Анька во Влада. Самое страшное – вдруг это станет очевидным для окружающих? И не дай бог, догадается сам Егор! Зачем она все испортила? У них были замечательные, доверительные отношения, можно сказать – дружеские! А она захотела чего-то личного, вот дура! Ведь было же: «Мне нравится, что вы больны не мной. Мне нравится, что я больна не вами…», и надо было сохранить дружбу, удержать, а они в какой-то момент перешли черту, тонкую грань. Как теперь вернуться обратно? Это надо непременно сделать. Тем более что до свадьбы Егора остается три дня, и все уже решено.

* * *

Утром на веранде Ксения встретила грустную маму Соню, которая предложила ей кофе. Молчаливая, хмурая Анька тоже уселась завтракать с ними.

Крепкий кофе чуть горчил; за окнами накрапывал дождик, и в этом утре была какая-то светлая грусть. Ксения подумала, что у каждой из них своя история, свои сложности, и может быть – свой возраст любви. Ее любовь к Егору – нежданное, негаданное чувство, и что сейчас делать – непонятно. Но стихийность этой любви и непреодолимые препятствия, которые ей мешают, не отменяют для Ксении главного – понимания, что именно Егора она ждала всю жизнь.

У расцветающей женщины, девочки Аньки – другая история. Ее любовь к Владу – трогательное, робкое чувство возраста, когда еще ни про себя, ни про этот мир ничего не знаешь, но видит Бог – в такой любви ничуть не меньше сложностей, переживаний и боли. А у мамы Сони все иначе. В ее случае – взрослые, выстраданные чувства, проверенные временем и разлукой; но – нашла коса на камень! в ней борются любовь и обида, и кто знает, чем все закончится…

Ксения вздохнула: вот и получается, что при всей нашей разности, есть что-то, что нас объединяет. Вспомнились слова из песни, которую в новогоднюю ночь пели мама Соня с Аней. «На любовь свое сердце настрою…» А общее у них – вот этот настрой на любовь.

Дверь распахнулась, и вошел Петрович. Поздоровавшись со всеми, обратился к маме Соне:

– Я тут подумал, что тебе, наверное, надо помочь? Я мог бы взять на себя свадебный стол…

Ксения обратила внимание, что чашка в руках мамы Сони задрожала, а потом на мгновение лицо Софьи Петровны озарилось светом радости.

Ксения с Аней (и, разумеется, Петрович) ждали, что она скажет.

– Налить тебе кофе? – проворчала мама Соня и достала из шкафа еще одну чашку.

Петрович только улыбнулся в ответ.

* * *

Со стороны казалось, что все неминуемо идет к тотальному хеппи-энду, и примирение бывших супругов – дело недолгого времени. Даже Анька, глядя на родителей, сказала Ксении, что раз мама Соня впустила Петровича в свою кухню, значит, в их отношениях наметились серьезные сдвиги. Глядишь, помирятся и перестанут скрывать, что влюблены друг в друга.