Я так сильно ненавижу эти слова! Это коннотация бесполезности, которая меня поражает, вызывая образы учреждения с камерами, заполненными брошенными детьми. От одного отзвука этой фразы я багровею.

– Паскаль! – рявкаю я. – Иди в свою комнату, сейчас же!

Ее ноздри раздуваются, когда она смотрит на меня, а потом разражается слезами и убегает вверх по лестнице в свою комнату. В дверях кухни появляется Уэйд. На нем мой фартук с бело-неоново-розовым номером, который он подарил мне на День матери в прошлом году. Уэйд такой высокий, что фартук едва достает ему до бедер. Он надел его поверх деловой рубашки и брюк и выглядит совершенно нелепо.

Если бы я не кипела от гнева, то, наверное, при виде Уэйда расхохоталась бы. Однако сейчас просто смотрю на него с надеждой услышать что-нибудь, в чем была бы толика сочувствия.

– В такие дни, – начинает он именно тем тоном, какой мне необходим, но заканчивает предложение с совершенно разочаровывающим акцентом на Келли, – мне начинает казаться, что нам следует подумать о том, чтобы перевести ее в класс с одаренными детьми постарше, которые соответствуют ее уровню. Она не просто одаренный ребенок, она очень одаренная, поэтому ей неприятно, что приходится…

– Нет, – говорю я слишком резко. Он замолкает, и я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться, а затем пытаюсь смягчить свой тон. Аргументы слишком затасканы: я твердо решила, что у Келли кроме академических задач должны быть друзья ее возраста, а Уэйд искренне считает, что ценность друзей несколько преувеличена, и просто хочет, чтобы она работала на пределе своих возможностей. – Мне жаль. Я просто не могу снова заводить этот разговор, не сегодня. Пожалуйста… давай завтра?

Помявшись, он, кивает и запоздало спрашивает:

– Хорошо. Как у тебя все прошло с Бабчой?

– Я расскажу тебе об этом, как только поем. – Я вздыхаю. – Что ты готовишь? Пахнет вкусно.

– Это просто куриные стейки и овощи.

Он ведет меня на кухню, где меня встречает безумный хаос – кастрюли и сковородки на всех сиденьях, открытые пакеты с ингредиентами на всех мыслимых поверхностях, даже обрезки овощей на полу. Этот человек буквально понимает, как создавать наночастицы и манипулировать ими для выполнения всевозможных полумагических медицинских и промышленных задач, но он не может понять простое правило, согласно которому если вы что-то уронили, вы должны это поднять. Но я не могу кричать на него из-за беспорядка на кухне, потому что технически прямо сейчас он мне помогает, хотя я знаю, что он подаст еду, съест ее, а затем уйдет в свой кабинет, чтобы наверстать упущенное за сегодняшний день, и я останусь на кухне в одиночестве в зоне бедствия.

Однако это проблема на потом. Сейчас он на кухне, так что пока это его трудности, и я собираюсь урвать немного времени для себя, пока есть такая возможность. Я иду прямо к шкафу, достаю бутылку мерло и наполняю бокал.

– Уэйд, – говорю я. Муж выжидающе смотрит на меня, явно ожидая похвалы или благодарности. И он явно разочарован, когда я вместо этого спрашиваю: – Не мог бы ты принести мне тарелку с ужином, когда он будет готов?

– Собираешься поесть в ванной?

У этого мужчины есть некоторые положительные качества – по крайней мере, он знает меня так же хорошо, как я его.

– Определенно. Тебя что-то не устраивает?

Уэйд ухмыляется и качает головой.

– Дорогая, мы женаты уже давно, так что я прекрасно осведомлен, что ты мало чего не можешь делать, сидя в ванне.

Я выпиваю половину вина одним большим глотком, наполняю бокал до краев, прежде чем сделать несколько шагов к двери. Меня осеняет запоздалая мысль, поэтому я возвращаюсь к шкафу, достаю банку супа и передаю ее Уэйду.

– Эдди тоже нужно поесть. До скорой встречи. Спасибо, и… не жалей картошки, ладно?

* * *

Я отмокаю в ванне, пока моя кожа не сморщивается. Иногда это мое единственное убежище, и Уэйд прав – я мало чего не могу сделать, расслабившись в ванной. Я часами читаю, когда мы сталкиваемся с новой проблемой у Эдди, и большую часть времени я делаю это на айпаде или на своем Kindle здесь, в ванной.

Уэйд раньше беспокоился, что однажды я убью себя электрическим током, поэтому прикрепил подпружиненный кабель к потолку. Теперь, урони я свое устройство, оно отскочит вверх, а не упадет в воду.

Это место – сверкающая белая плитка, успокаивающая невесомость воды, великолепная, восстанавливающая тишина – вот где мои мысли текут плавно и непрерывно. Келли знает, что не стоит беспокоить меня в ванной, и хотя Эдди в конце концов разыщет меня, если я ему понадоблюсь, большую часть времени он просто будет сидеть, погрязнув в любой неприятности, в которую вляпался, пока я не найду его. Это проблема в большинстве случаев. Это благословение, когда дело доходит до моего купания.

Я нежусь в ванне. Я все еще в ванне – совершенно неподвижна, если не считать движений моих рук, когда я читаю. В любой другой сфере моей жизни я постоянно чувствую, что спешу, – но не здесь. Это единственное удовольствие, которое я себе позволяю, но я впитываю его с жадностью – в стрессовые периоды я принимаю ванну каждый божий день. И да, в такие дни, как сегодня, я не прочь выпить здесь бокал-другой вина или даже поужинать. Я не могу сказать, что куриный стейк – подходящее блюдо для ванны, но это меня не останавливает. Позже, когда вода остывает во второй раз, я вздыхаю и возвращаюсь в реальный мир.

Я уговариваю Эдди принять мелатонин – только так он сможет проспать больше нескольких часов. Затем я убеждаю Эдди кое-как почистить зубы, что он все еще ненавидит, хотя я перепробовала все специальные зубные щетки, пасты с разными ароматами и все техники, известные человечеству. Потом мне удается уговорить сына забраться в постель, и как только он устраивается, я стучусь в комнату дочери. Она читает – она постоянно читает! – так много, что сложно найти тексты, которые достаточно сложны, чтобы заинтересовать ее, и при этом не охватывают темы, которые пока еще слишком взрослые. Сегодня вечером она в сотый раз погружена в «Автостопом по Галактике», и когда я целую ее на прощание, она едва отрывает взгляд от страницы.

Она еще не готова извиняться. Я знаю, что это время придет, поэтому говорю ей, что люблю ее, и оставляю в покое.

Больше нельзя затягивать неизбежное – наша кухня требует внимания, поэтому я направляюсь туда. Я трачу больше часа,