И вот – в один день сразу два письма, и я узнаю, что и папенька вполне благополучен у дядюшки Бориса Андреевича, и ты весела и здорова и беспокоишься обо мне!

Рождественские и новогодние праздники прошли быстро и незаметно. Я была очень занята с детьми и мало видела графа. На новогоднем же балу, когда я специально надела подаренную им хризолитовую брошь, он появился ненадолго и не танцевал, а все разговаривал с каким-то приехавшим из Петербурга важным чиновником.

Графиня Мирослава восседала в креслах, окруженная почтенными губернскими дамами. Разумеется, она не танцевала тоже. Зато гости, среди которых было множество молодых людей, дам и девиц, веселились от души. Бальный зал графа не уступал лучшим питерским, оркестр был отменный, угощение превосходное; поговаривали, что, хотя граф и не часто устраивает балы, они получаются не хуже губернаторских.

Я также танцевала, уступая настойчивости галантных кавалеров, в число которых неожиданно записался и доктор Немов; но танцевала я немного – глаза мои как магнитом тянуло к той оконной нише, где скрывались от любопытных глаз и ушей хозяин с важным петербуржцем.

Но тебя, верно, больше интересует, как протекает моя повседневная жизнь и отчего я считаю себя счастливой. Изволь, я расскажу тебе.

Помимо занятий арифметикой, естествознанием, танцами, живописью и музыкой, я хожу с детьми на обязательную прогулку. Граф считает, что детям необходимо гулять в любую погоду, кроме самых сильных морозов, и во время прогулки выполнять несложные гимнастические упражнения и играть в подвижные игры.

Я охотно и добровольно взяла на себя эту обязанность, которую у меня никто не оспаривал: Анна Леопольдовна отсиживалась у себя или шла к графине, где они вышивали, раскладывали пасьянсы или вместе молились.

Графиня вообще очень много молится; ее будуар, в который мне однажды довелось заглянуть, больше напоминает часовню по обилию икон с горящими лампадками и густому, тяжелому запаху ладана. Детьми же, племянниками мужа, она, напротив, занимается очень мало.

А я охотно гуляю и играю на улице с ними еще и потому, что граф, несмотря на занятость, иногда присоединяется к нам. Я говорю – иногда, хотя на самом деле в последнюю неделю это происходит почти каждый день…

* * *

Ирина Львовна отложила письмо в сторону. Как ни хотелось ей узнать поскорее содержание оставшихся писем, дальше читать она не могла – отчего-то рябило в глазах и сильно болел затылок.

«Погода меняется, что ли», – рассеянно подумала она. Мелькнула мысль выйти на улицу, пресечь ее и в расположенной напротив круглосуточной аптеке попросить измерить давление; но для этого надо было встать с постели, одеться и причесаться. «Слишком сложно», – решила Ирина Львовна. Лучше оставить чтение до утра, погасить свет и постараться уснуть. В крайнем случае, накапать валерьянки или валокордина…

Но и валокордин не помог. Боль в затылке несколько отступила, зато сна не было ни в одном глазу. Промучившись еще полчаса, Ирина Львовна села в кровати, обхватив руками тощие колени, обтянутые мягкой пижамной тканью, и стала смотреть в окно.

«Я знаю, отчего не сплю, – вдруг жестко и определенно заявила себе она. – Два часа ночи – не то время, чтобы морочить себе голову и строить иллюзии. В два часа ночи становится видна одна голая правда».

Это все из-за Аделаиды.

Черт знает что! Совесть меня мучает, что ли?

Нет, не то! Раз Аделаида знает о моих намерениях или, во всяком случае, догадывается, то я ее не обманываю. Карл, наверное, тоже знает, как я к нему отношусь и чего от него хочу. Так при чем же здесь совесть?

Никто никому не лжет, все играют в открытую.

Вот только два остальных участника игры почему-то уверены, что я проиграю.

Ха! Аделаида еще не знает о пари. Карл ничего не сказал ей, это очевидно. Почему?..

«Да потому, что тоже уверен, что я проиграю, а вовсе не потому, что сам не прочь проиграть, – так же трезво, логично и беспощадно к себе заключила Ирина Львовна. – Просто он не хочет огорчать меня и расстраивать прямым отказом, вот и все. В его отношении ко мне есть теплота, есть симпатия, есть понимание и сочувствие. Возможно, как не побоялась заявить Аделаида, даже восхищение моим литературным талантом».

Словом, есть все, кроме одного.

А кто сказал, что любовь обязательно должна быть взаимной?..

Ирина Львовна горько усмехнулась, натянула одеяло на голову, как в детстве, и, словно сделанные ею безупречно-логические выводы повернули некий выключатель, наконец заснула крепким и глубоким сном.

* * *

И проснулась на удивление свежей и отдохнувшей. Все горькие откровения ночи не то чтобы позабылись, а так… отступили на задний план. Ирина Львовна хорошо себя чувствовала, неплохо выглядела и была вновь исполнена оптимизма.

Бодрому и жизнерадостному расположению духа не помешало даже то, что Карл не пришел к завтраку. Аделаида дружелюбно и доверчиво, как будто и не было вчера между ними откровенных разговоров, сообщила, что муж поднялся ни свет ни заря, в шесть часов утра, и сразу ушел по делам, пообещав, впрочем, вернуться к обеду.

Ну, или к ужину.

В крайнем случае, к завтрашнему утру.

Ирина Львовна вежливо отказалась от предложения посетить вместе с ней и Сашенькой знаменитый московский планетарий, наскоро позавтракала и вернулась к себе в номер – дочитывать письма.

* * *

Кроме того, что я вижу Алексея почти каждый день на прогулке, могу свободно говорить с ним и даже иногда идти с ним под руку, мы встречаемся и после обеда.

Три раза в неделю он, как и намеревался, сам занимается с детьми историей.

Вообрази, моя дорогая кузина, твоя тихая и застенчивая Аннет напросилась присутствовать на этих занятиях! Так что в понедельник, среду и пятницу ровно в четыре часа пополудни мы втроем идем к нему в кабинет и там в течение совершенно восхитительного часа слушаем его рассказы из древней истории. И, вообрази, Ваня с Митей, эти непоседы, чье внимание я трудом удерживаю десять минут кряду, слушают, приоткрыв ротики, не ерзают и не шалят! Правда, граф не ограничивается рассказами – у него на столе оказываются книги с чудесными литографиями, старинные монеты, обломки древних амфор или скифских копий; а иногда он показывает нам картинки с помощью волшебного фонаря.

Поверь, Жюли, я говорю это не как влюбленная женщина, а совершенно трезво и объективно: из Алексея мог бы получиться превосходный учитель! Даже я, мнившая себя хорошо знающей древнюю историю, зачарованно слушала нашего прекрасного лектора и, беря в руки тот или иной обломок прошлого, чувствовала приобщение к миру исторических загадок и тайн.

Разумеется, когда он дома, мы видимся также за обедом и ужином; но благодаря присутствию Мирославы, Анны Леопольдовны и гостей, которых подчас набирается до десяти человек, я могу лишь изредка взглядывать на него и иногда участвовать в общей беседе.