– Не уверен, стоит ли тебе говорить, – отвечает он. – Я тебя не знаю.

– Слушай, у Ингрид, возможно, неприятности. Я надеюсь, что нет. Но точно не узнаю, пока не поговорю с ней. Пожалуйста, расскажи мне, что случилось.

Коридор снова резко поворачивает. За углом я вижу отсек с табличкой «10А».

Квартира Греты Манвилл.

Отсек битком набит картонными коробками. На них указано не содержимое, а его ценность.

– Она пришла ко мне, – говорит Зик. – Ну, ко мне многие приходят. Покупают всякое. Всякие, ну, травяные сборы, если понимаешь, о чем я.

Понимаю. Ну еще бы.

– Значит, Ингрид пришла за марихуаной?

Напротив отсека Греты расположен отсек квартиры 11А. В отличие от остальных, в нем хранится одна-единственная картонная коробка из-под обуви. Она лежит на бетонном полу, приоткрытая, словно Ингрид оставила ее здесь в спешке.

– Нет, ей было нужно кое-что другое, – отвечает Зик. – Она искала то, чем я не торгую. Но я знаю кое-кого, кто торгует, и предложил выступить посредником. Она дала мне деньги, я встретился с поставщиком и передал товар Ингрид. Вот и все.

Сжимая одной рукой телефон, а другой – ключ, я отпираю замок на решетке.

– Что за поставщик?

Зик презрительно фыркает.

– Еще чего. Так я тебе и сказал.

Я захожу в отсек и опускаюсь на корточки рядом с коробкой.

– Тогда скажи хотя бы, что Ингрид у него купила.

Я получаю ответ на свой вопрос сразу дважды. Мне отвечает Зик, нервно бормочущий в трубку. И мои собственные глаза, когда я открываю коробку.

Внутри на смятом бумажном полотенце лежит пистолет.

Пистолет черным пятном выделяется на фоне ярко-голубого одеяла на моей постели. Рядом лежит магазин с патронами, который я нашла в той же самой обувной коробке. Шесть пуль, готовых к использованию.

Мне едва хватило духу, чтобы донести коробку до лифта. Во время восхождения на двенадцатый этаж меня не отпускал ужас, и, доставая пистолет с магазином из коробки, я держала их на расстоянии вытянутой руки, осторожно сжимая двумя пальцами.

Я никогда раньше не дотрагивалась до огнестрельного оружия.

У отца когда-то было охотничье ружье, которое он хранил в специальном шкафчике и почти никогда не использовал. В детстве я видела его всего раз или два, и то мельком.

Но этот пистолет будто бы заполняет собой всю спальню. Благодаря гуглу и пугающему количеству сайтов, посвященных оружию, я выяснила, что ко мне в руки попал девятимиллиметровый Глок G43.

Зик рассказал мне, что Ингрид попросила его достать для нее оружие. И как можно быстрее. Она дала ему две тысячи долларов наличкой. Зик передал их своему безымянному знакомому и получил взамен Глок.

– На все про все ушел от силы час, – сказал он. – Ингрид ушла с пистолетом. Больше со мной не связывалась.

Чего я не понимаю, так это зачем Ингрид, у которой практически на лбу написано: «Я боюсь оружия», вдруг понадобился пистолет.

И зачем она оставила его мне.

И почему она до сих пор не ответила ни на одно из полудюжины моих сообщений в духе: ГДЕ ТЫ?

Но я знаю, что мне нужно избавиться от пистолета. Временным жильцам наверняка запрещено хранить в квартире огнестрельное оружие, хоть Лесли и не упоминала ничего подобного. Вопрос в том, как от него избавиться? Нельзя же просто кинуть его в мусоропровод. Озеро в Центральном парке тоже кажется сомнительной идеей. А Зик наотрез отказался возвращать пушку своему поставщику.

– Ну уж нет, – сказал он. – Это так не работает.

Но, как бы пистолет меня ни нервировал, возможно, стоит приберечь его, пока я не смогу связаться с Ингрид. Не просто же так она его оставила.

Вырисовывается пугающая картина. Похоже, Ингрид сбежала вовсе не от жуткого прошлого Бартоломью. Пистолет – это оружие. Им можно защитить себя. Но не от здания и не от привидений. Нельзя застрелить призрака. Или некое абстрактное проклятье.

Но можно застрелить человека, который пытается тебе навредить.

Я вспоминаю, что Ингрид рассказывала про свои путешествия. Бостон и Нью-Йорк, Сиэтл и Виргиния.

Может быть, она разъезжала по стране не просто так.

Может быть, она бежала от кого-то.

А теперь преследователь нашел ее, и ей пришлось бежать снова.

Мне на ум приходят те неловкие минуты, что я провела у двери Ингрид прошлой ночью. Задним числом я пытаюсь сообразить, не пыталась ли она сказать мне что-то своей напряженной улыбкой, сжатой в кармане рукой, движением век.

Что у нее проблемы.

Что ей придется уйти из Бартоломью.

Что она не может больше ничего сказать, чтобы не навредить нам обеим.

Теперь Ингрид пропала, и я не могу избавиться от чувства вины. Будь я настойчивей, возможно, Ингрид смогла бы мне довериться.

Я могла бы помочь ей.

Может быть, я все еще могу помочь ей.

Я кладу пистолет и патроны обратно в коробку так же аккуратно, как доставала их оттуда. Закрываю коробку, несу ее вниз, на кухню, и прячу в шкафчике под раковиной. Лучше уж здесь, чем в спальне, а то я точно не смогу уснуть.

Я смотрю на часы. Почти одиннадцать. Прошло около десяти часов с момента, как я узнала, что Ингрид съехала. Примерно столько же выждали мои родители, прежде чем заявить о пропаже Джейн. Слишком долго. Один из полицейских сказал, что это было ошибкой.

«В какой-то момент тревога перерастает в страх, – сказал он. В этот момент вам и следовало позвонить».

Для меня этот момент настал, когда я увидела пистолет. Поэтому я достаю телефон, делаю глубокий вдох, и набираю 911. Мне тут же отвечает диспетчер.

– Я хочу сообщить о пропаже человека, – говорю я.

– Имя пропавшего?

У диспетчера совершенно бесстрастный тон. Одновременно успокаивающий и выводящий из себя. Мне стало бы легче, будь он более взволнован.

– Ингрид Галлагер.

– Когда Ингрид пропала?

– Десять часов назад. – Потом я исправляюсь: – Прошлой ночью.

В голосе диспетчера наконец-то звучит эмоция. Но не та, на которую я рассчитывала, а изумление.

– Вы уверены? – говорит он.

– Да. Она ушла посреди ночи. Я узнала об этом только десять часов назад.