Многие нашли свою могилу в том месте, и нарекли его Кивроф-Гатаава, что значит Могила похотения. Похоронив умерших, народ решил уйти с этого места и отправился в Хацероф, где и оставался в течение длительного времени.

В те дни случилось событие, которое стало тяжелым испытанием для всей нашей семьи и могло иметь пагубные последствия для Израиля, если бы не своевременное и решительное вмешательство Господа, предотвратившего смуту в народе.

В один прекрасный весенний день Мариам и Аарон тихо беседовали на ковре у входа в наш шатер.

В это время из шатра Моисея, который находился рядом, вышла старая Фарбис, жена пророка и дочь давно ушедшего к предкам эфиоплянского царя. Она отправилась за водой, придерживая кувшин на плече, что не принято у наших женщин.

Уже больше полувека Фарбис находилась среди сынов и дочерей Израиля, но так и не стала полноправным членом нашей семьи. Кажется, она не очень к этому и стремилась, предпочитая замкнутую жизнь. Она редко покидала свой шатер и, как я теперь понимаю, видела свою главную задачу в том, чтобы полностью оградить Моисея от земной суеты и забот по дому.

Дочь царя, как видим, сумела переломить свою гордость и с усердием занималась делами, которые жены правителей обычно поручают служанкам и рабам. Она была самым незаметным человеком в стане, и когда я, много позже, просил стариков, встречавших ее, вспомнить о ней хоть что-нибудь, те только пожимали плечами.

У меня в памяти запечатлелась ее статная фигура, твердая походка и глубокие глаза, в которых иногда вспыхивали искры.

Из всех израильтян Фарбис общалась, хотя и очень редко, только со мной, да и то до тех пор, пока я был ребенком. Она останавливала меня, садилась рядом на корточки и, глядя мне в глаза, медленно и как-то гортанно, говорила, тщательно подыскивая слова:

— Ты, Финеес, хороший мальчик… Да, ты хороший мальчик. Жаль, что ты не мой сын… Когда-то я мечтала, что у меня будет сын… Я принесла тебе фиников, вот, возьми.

Она протягивала мне плоды. Я, потупясь, брал их и убегал, чувствуя на себе взгляд ее печальных глаз.

Рассказывают, что во время вынужденного пребывания Моисея в земле Мадиамской Фарбис оставалась в Египте и, несмотря на грозящую ей опасность, — а у фараона было в обычае умерщвлять всю семью своего врага — ждала пророка долгих сорок лет. Все это время она жила в отдельной хижине, которую ей построили близкие родственники Моисея.

Когда пророк вернулся с Сепфорой и сыновьями, Фарбис с улыбкой вышла к мужу и преклонила перед ним колено. Скупой на выражение чувств Моисей поднял свою темнокожую жену с земли, обнял, благословил и пообещал не расстаться с ней до самой смерти.

… Проводив глазами Фарбис, Мариам, не стесняясь присутствия детей, громко произнесла:

— Ты только взгляни на эту женщину… Она ведет себя так, будто нас не существует. Я один раз спросила у нее, как она завязывает волосы на голове, но она даже не удостоила меня ответом…

— Прекрати, сестра, — сказал Аарон. — В тебе говорит зависть.

— А чему я должна завидовать? Ты только посмотри на нее — кожа да кости… Просто я не понимаю нашего брата Моисея.

— Не думаю, что он нуждается в нашем понимании. Может быть, наоборот.

— Он нуждается в том, чтобы услышать от нас слова осуждения, ибо кто, как не он, нарушает заповеди, которые сам же и установил. Сколько раз он повторял народу повеления Предвечного о том, кого следует брать в жены, а кого не следует? Сколько раз он возвещал, что увлечение иноплеменными женщинами к добру не приведет?

— Эти законы установлены не Моисеем. Они заповеданы нам Господом, а Моисей — Его уста.

— С этим я не спорю. Я люблю Господа не меньше, чем Моисей, но в отличие от него я строго следую заветам и предписаниям.

— Значит, ты просто перестала любить нашего брата?

— Как ты можешь говорить такое? Разве не я спасла его от фараона, который повелел топить еврейских младенцев? Разве не я постаралась, чтобы он воспитывался в доме Рамсеса? Разве не я во всем поддерживала его в смутные времена исхода, когда многие наши соплеменники выказывали сомнения? Разве не я первой становилась на его сторону, когда народ роптал на него?

— Так что же случилось?

— Я очень люблю нашего брата. И как раз поэтому мне очень обидно, что он не исполняет заветы, которые сам же и утверждал…

— … по велению Господа…

— … именно по велению Господа! Нет, ты только посмотри на эту женщину. Еще в Египте я заметила, что она презирает нас. Как же — дочь царя! Но тогда я жалела ее, потому что она осталась в одиночестве и хранила верность нашему брату. Но теперь, когда Моисей стал нашим вождем, ее поведение просто возмутительно.

— Но она никогда никого не задевает и ее присутствие незаметно.

— В том-то и дело, что она ставит себя выше нас и не хочет знаться с нами. А ведь она даже не израильтянка.

— Тут ты права.

— Моисей взял ее в жены, хотя если бы так поступил кто-то другой, наш брат судил бы отступника.

— Моисей — наш пророк. То, что делает он, заповедано Господом. Все его поступки сверены с волей Создателя. Если бы его супружество с эфиоплянкой было неприятно Богу, Моисей немедленно выставил бы ее из шатра. Если бы присутствие Фарбис в стане было неугодно Господу, Моисей бы вывел ее из стана.

— Может быть… Но я вижу, что в последнее время Моисей начал ставить себя выше нас. Он перестал прислушиваться к нашему мнению.

— Потому, что Господь избрал его.

— Но Он избрал и нас!

Аарон как мог пытался образумить Мариам, но она не слушала брата, обрушивая на пророка все новые и новые упреки.

— В Израиле я всегда считалась пророчицей не хуже Моисея. Видел бы ты, как встречают меня на улице женщины из других колен. Когда я иду по стану, каждая из них кланяется мне в пояс и говорит приятные для слуха слова. Они почитают меня как пророчицу.

— Не знаю… — недовольно протянул Аарон. — Возможно, Моисею не следовало ставить себя над нами.

— А ты? Господь назначил тебя своим пророком и поставил тебя главой священников, а это что-нибудь да значит. Неужели ты не можешь прямо сказать Моисею, что он ведет себя неподобающе?

— Но эту женщину, Фарбис, не видно и не слышно.

В это время Моисей подошел к спорящим и уселся рядом с ними.

— Вот твой брат, Моисей, — сказала Мариам, положив руку на грудь Аарону. — Он равен тебе, ибо Предвечный избрал не только тебя, но и его…

— Не гневите Господа, — сказал пророк. — Ваши слова будут неприятны Всевышнему.

В тот же миг над шатром загремел гром и все, кто был внутри, услышали глас Божий:

— Моисей и Аарон, идите к Скинии, дабы я там разрешил ваш спор.