по отдельности и в тандеме – задачей выследить знаменитого агента, который, как они знали, находился где-то в Лионе. Бляйхер был человеком утонченным и предпочитал брать своих врагов хитростью, а не пытать их. Гестапо же этими качествами не отличалось.

Вирджиния переехала в новую трехкомнатную квартиру в доме под номером 3 на Пляс-Олье в элегантном квартале солидных буржуазных шестиэтажных домов, где в обычное время состоятельные дантисты или юристы вели скучные жизни. Угловое здание, в котором обитала Вирджиния, имело несколько выходов, в том числе незаметный дверной проем, ведущий на задний двор. Когда за декоративной решеткой окна стоял цветочный горшок, можно было стучать в дверь и быть уверенным в безопасности, и Кауберн не переставал удивляться постоянному и разнообразному потоку просителей со всех уголков страны, как будто Вирджиния была какой-то доброй феей. «Если вы просидите на [ее] кухне достаточно долго, вы увидите, что большинство людей приходят с той или иной проблемой, с которой [она] быстро справляется», – говорил Кауберн, обеспокоенный тем, что для многих она стала кем-то вроде матери. Вирджиния делилась с ними контактами и даже стирала для них вещи и отдавала свои еду и мыло. Ее социальная работа включала раздачу наличных денег семьям участников движения Сопротивления, попавших в тюрьму[130], а также отправку задержанным на Вилле де Буа в тюрьму Перигё посылок с продовольствием, собранных Красным Крестом. Когда люди просили о помощи, Вирджиния находила величайшее удовольствие в ее оказании. «Она расплачивалась за то, что была такой сильной и надежной: все шли со своими проблемами к ней», – замечал Кауберн[131]. В ее жизни не было ни минуты покоя, но как раз это ей и нравилось. На самом деле в тот момент она разрабатывала новое направление работы по вызволению задержанных агентов из тюрьмы, или, как она его называла, «неофициальное освобождение». Похоже, никто кроме нее этим не занимался, позволяя нескольким из величайших талантов УСО чахнуть во французских тюрьмах, вероятно, безо всякой надежды на помощь. Благодаря связям во французской полиции, больницах и тюрьмах у Вирджинии была возможность внести действительно существенный вклад в войну. И никто не мог ее остановить.

Однажды вечером в марте 1942 года в ее дверь постучал мужчина, который в бреду от боли держался за живот. Она ждала его прихода. Старший агент Секции F по имени Джерри Морель был страховым брокером французского происхождения, который называл себя «британцем военного времени» и был первым, кого внедрили при помощи «Лизандра» – крошечного трехместного самолета, способного приземляться и взлетать практически где и откуда угодно. Однако он продержался всего шесть недель в родной стране, прежде чем один из контактов выдал его властям. Ему повезло, что офицеры, арестовавшие его, сообщили об этом Леону Гуту, региональному начальнику Сюрте, базировавшемуся в Лиможе, – еще одному из контактов Вирджинии. Ей удалось убедить Гута отзывать своих инспекторов, когда те выслеживали британских агентов, при условии, что у последних была правдоподобная легенда, которая подходила для рапортов. Некоторые из инспекторов даже давали дружеские советы, как получить более качественные поддельные удостоверения личности или как носить пистолеты менее заметно. Но Мореля задержали два офицера-новобранца с немецким акцентом, и Гуту пришлось устроить для них шоу, «с пристрастием допрашивая [Мореля], пытаясь запугать его угрозами и криками». По истечении времени, которое сошло бы за время допроса, Гут «полностью успокоился [и] сказал, что… все будет в порядке»[132].

Однако даже Гут не мог не заметить, какую серьезную ошибку допустили в УСО. В продуктовой карточке Мореля был указан несуществующий адрес, поэтому его дело забрали у Гута и передали в руки самим вишистам. Теперь они занимались расследованием дела того, кого считали «особенно важным» и «чрезвычайно опасным»[133] британским агентом, с тех пор, как узнали, что Морель приземлился на «Лиззи». Его поместили в одиночную камеру тюрьмы Перигё, где содержались агенты с Виллы де Буа, – также без шансов на побег и с перспективой смертной казни.

Услышав эту новость, Вирджиния принялась за работу. У них с Гутом были «очень теплые»[134] отношения, и всякий раз, когда она проезжала 250 миль до Лиможа, она останавливалась у Леона и его жены. Через некоторое время она уже называла его подчиненных Марселя Леччиа и Элизе Аллара своими «племянниками» (хотя они и были всего на несколько лет моложе ее, они испытывали большое уважение и благодарность к своей «тетушке»), а самого Гута – своим «самым особенным другом»[135]. Вирджиния сказала Гуту, что, как бы трудно это ни было, он должен помочь ей спасти Мореля, и вдвоем они разработали детальный план действий. Она не могла оставить его умирать (а это была судьба, которая, как она боялась, ждала задержанных на Вилле де Буа).

Морель объявил голодовку, а его здоровье резко и серьезно ухудшилось (почти наверняка он добился этого с помощью таблеток, вызывающих симптомы болезни, которые контрабандой вывезла Вирджиния). Дружественные тюремные надзиратели смогли перевести его в тюремную больницу недалеко от офиса Гута в Лиможе для операции на брюшной полости. После операции Мореля перевели из камеры, которую патрулировали вооруженные до зубов военные охранники, в пристройку, за которой наблюдал единственный полицейский. Хирург, еще один завербованный агент, подписал заявление о том, что состояние Мореля после операции не позволяет ему ходить, а единственный офицер снаружи комнаты столь же любезно задремал. Морель, предупрежденный о происходящем, выполз из постели, надел белый врачебный халат и с помощью сочувствующей медсестры выбрался за пределы больничных стен. Еще один помощник ждал на другой стороне, приготовив для него костюм, туфли, сахар и немного рома. Затем Морель сквозь снежную бурю направился на одну из конспиративных квартир Вирджинии, где он мог собраться с силами, прежде чем отправиться в ее квартиру в Лионе. Освобождение одного из самых ценных узников Виши было по любым меркам грандиозным успехом. Этот эпизод показал, на что теперь была способна Вирджиния.

Несколько дней Вирджиния ухаживала за Морелем. Когда тот немного оправился, они вместе сели на тщательно патрулируемый поезд в Марсель, несмотря на опасность, которой подвергала себя Вирджиния, помогая объявленному в национальный розыск преступнику. Морель должен был воспользоваться путем отступления, который она организовала: он начинался от Перпиньяна и затем пересекал восточную окраину Пиренеев по направлению к Барселоне на севере Испании. Путь под кодовым названием «Линия Вика» – в честь начальника Вирджинии Виктора Герсона – впоследствии обеспечил безопасность сотен агентов и летчиков благодаря проводникам, или passeurs, предоставленным генералом из остатков повстанческой Каталонской республиканской армии. Герсон и большинство его лейтенантов были евреями, и