все они шли на большой риск в полевых условиях – ведь ими двигали личные антинацистские мотивы. Вопреки всем трудностям и благодаря «Линии Вика» все еще слабый здоровьем Морель сумел пересечь горы. Благополучно вернувшись в Лондон, он был поражен тем, что для него сделала Вирджиния. «Ее удивительные качества, ее честность и энтузиазм были примером и источником вдохновения для всех нас», – говорил он. «Не было задачи, которая была бы для нее слишком тяжела или слишком несерьезна; и что бы она ни предпринимала, она вкладывала в это всю свою энергию, никогда не жалея себя»[136]. Для Вирджинии этот побег был первым случаем, когда она не готовила, не помогала и не поддерживала других, а сама руководила операцией. Она доказала, что может взять на себя ответственность. Однако вывоз Мореля был всего лишь разминкой.

Когда немцы производили массовые аресты участников Сопротивления, они никогда не останавливались на достигнутом. Пытки вытягивали больше имен, а небрежность агентов приводила к большому количеству зацепок и к еще большему количеству арестов. Временами казалось, что присутствие УСО во Франции вскоре будет ликвидировано. Как показало расследование Секции F в конце войны, «то, что зачистка не была завершена, в немалой степени было связано с впечатляющей деятельностью одной только Вирджинии»[137]. А ее действия в феврале 1942 года – как раз в тот момент, когда Лукас столкнулся с предательством Ля Шатт, – сочли решающими в спасении всей сети в свободной зоне Франции от «преждевременного исчезновения».

В УСО определенно не игнорировали отчаянные просьбы о новом радисте взамен арестованных. Прошли месяцы с тех пор, как все агенты Секции F – не только Лукас – были лишены этой крайне важной связи с Лондоном. Именно поэтому УСО высадили двух операторов на пляже с Ля Шатт той ветреной февральской ночью в Бретани. По иронии судьбы, в то же самое время радист отчаянно искал Лукаса, чтобы предложить ему свои услуги. Жорж-35 (теперь радисты получали кодовое имя Жорж в честь Беге и номер) десантировался примерно в 150 милях[138] от парижской штаб-квартиры Лукаса в Ваасе, департамент Сарта, в конце января. Новоприбывший (настоящее имя – Дональд Дантон) так и не добрался до Лукаса, приземлившись на винограднике в двадцати пяти милях от назначенного места и чудесным образом избежав участи быть насаженным на ряд острых кольев в темноте. «Так нельзя!»[139] – возмущенно говорила Вирджиния по поводу неточной навигации пилота. Жоржа-35 ждали там, где он изначально должен был приземлиться. Но вместо этого его встретила внимательная и шумная собака с близлежащей фермы. Опасаясь скорого прибытия полиции, он поспешно закопал рацию и отправился в путь пешком.

После месяца бесплодных скитаний по Франции в попытках установить контакт с кем-либо из УСО – и без необходимых талонов на покупку продуктов – Жорж-35 в конце концов направился в Марсель, где надеялся найти помощь, чтобы покинуть страну и вернуться домой. Именно здесь 24 февраля Вирджиния благодаря обширной сети контактов узнала о его прибытии и быстро приняла меры, чтобы предотвратить его отъезд. Сопротивление не могло позволить себе потерять радиста, и, узнав, что у него нет радиопередатчика, Вирджиния придумала гениальное решение этой проблемы. Жорж Беге, вероятно, спрятал свой передатчик в Шатору в прошлом октябре, прежде чем отправиться на Виллу де Буа, где его, разумеется, арестовали. Она отправила Жоржа-35 на поиски. Через несколько дней он вернулся с улыбкой на лице. Благодаря своей инициативе и вербовке сотен высокопоставленных сторонников Вирджиния наконец восстановила радиосвязь с Лондоном. К тому времени она вышла далеко за рамки своего первоначального задания в роли офицера связи. Наряду с другими своими обязанностями она стала главным специалистом по решению проблем.

Возвращение к власти в апреле 1942 года Пьера Лаваля – особенно яростно настроенного нацистского пособника, известного как Черный Питер, – спровоцировало еще одно ужесточение политического климата во Франции. Петэн уволил его в декабре 1940 года отчасти за то, что он был слишком пронацистским, а теперь его возвращение вызвало «прекрасный прилив ненависти, и акции [маршала] очень резко упали в цене», – говорила Вирджиния в одной из своих депеш в Лондон. «Но страна настолько наполнена апатией и страхом, что никакой решительной реакции не последовало»[140]. Даже правительственные инструкции не обмениваться рукопожатиями с евреями и не использовать их имена или титулы, а обращаться к ним просто le Juif («еврей») или la Juive («еврейка») вызвали только легкое волнение. Общественное мнение начало, наконец, меняться лишь в июне, когда Лаваль призвал к победе Германии в войне, а начальник полиции Виши Рене Буске согласился с требованиями нацистов собрать 10 000 евреев для депортации из так называемой свободной зоны. Когда оказалось, что число не соответствует требованиям «окончательного решения еврейского вопроса» – плану нацистов по уничтожению евреев, согласованному на Ванзейской конференции в январе 1942 года, – Лаваль отменил исключение для немецких детей до шестнадцати лет и настоял на их отправке. Тем летом от вокзала в Лионе отъезжали первые товарные вагоны, набитые целыми семьями евреев. Вишисты даже не удосужились скрыть происходящее, не говоря уже о том, чтобы попытаться это остановить. Ограниченная в том, что можно было безопасно сообщать в статьях, Вирджиния, тем не менее, отправила 22 июня в «Нью-Йорк пост» новость о том, что евреи в Париже теперь обязаны носить желтую звезду. Агенты-евреи продолжали свою опасную работу несмотря ни на что, но ее деятельность в качестве журналиста неизбежно подходила к концу.

Однако некоторые из коллег продолжали тянуть Вирджинию вниз. В УСО пришли к выводу, что «даже Вирджиния с ее энергией и мастерством не могла бы добиться удовлетворительной работы» от Алена[141]. Теперь, когда было завербовано больше агентов, с Бейкер-стрит поступил приказ приступить к созданию и обучению группы для будущих военизированных формирований, а также начать планирование парашютной заброски оружия и боеприпасов для ее оснащения. Официально это входило в обязанности Алена, а не Вирджинии, поскольку именно он был руководителем сети (и ее организатором) и произвел впечатление на Лондон своим широким кругом друзей в полиции, прессе и гангстерских группировках Лиона, а также грандиозными планами по подрыву железных дорог. Лондон поверил в него и отправил ему 500 000 франков на финансирование.

Вирджиния была не из тех, кто вечно держит язык за зубами. Она сочла своим долгом указать, что, по ее мнению, Ален был на деле робким и ленивым. Он не только не создал многочисленных, хорошо подготовленных и сплоченных сил, готовых нанести удар, – он просто растрачивал возможности (и добровольцев), которые она ему предоставляла, сам практически ничего не делая. Несмотря