– А то б я сам не додумался, – хмыкнул мой напарник.

Мои пальцы легли на крючок засова, и сердце наполнилось трепетным ожиданием. Я уже предвкушал, что за дверью. Закутавшись в собольи меха, стоит замерзшая русская красавица, которую я тут же веду к жаркому камину и предлагаю горячего вина со специями, чтобы согреться…

Мои надежды не сбылись ни в едином пункте. Мех оказался лисьим. Обряженный в сшитую из шкур лесных хищников шубу мужчина уж никак не мог быть Екатериной Павловной. И вместо того, чтобы пройти к камину, он заявил с уважительным низким поклоном:

– Вас ждут, господа.

В глазах строителей империи люди являются не людьми, а инструментами.

Наполеон Бонапарт

Я смерил взглядом почтительного незнакомца. Честно говоря, мы ожидали увидеть здесь не его, но, в конце концов, эпоха романтизма диктовала свои условности, и возвышенность нравов требовала покровов таинственности для самых обыденных дел.

– Шо, – послышался насмешливый голос Лиса, – гонец из Пизы?

Пришедший бросил на моего спутника недоуменный взгляд, но сделал вид, что прозвучавшие слова к нему не относятся.

– Этот господин с вами?

– Конечно, – пожал плечами я. – Вас что же, не предупредили?

– Нет. – Человек в лисьей шубе отрицательно покачал головой. – Мне было велено встретить вас здесь и проводить в нужное место. Полагаю, нет нужды знать ни имен, ни обстоятельств. Поверьте, моя скромность хорошо оплачена.

– Что ж, – я расправил грудную клетку, – в таком случае не будем медлить. В путь, таинственный проводник!

Немногословный гость сделал короткий жест рукой, призывая нас от теплого очага на мороз.

Навьюченные кони проваливались в глубокий снег, а потому ехать верхом не представлялось возможным. Оставалось двигаться пешком, ведя коней в поводу. Скрип под сапогами свидетельствовал о том, что температура воздуха продолжала падать, а уходящее солнце наводило на мысль о морозе, который из «скрипучего» вскоре намеревался стать «трескучим».

– Невольно чувствую себя партизаном Ковпака, – на чистейшем иностранном языке вещал Лис, не желая смущать откровениями нашего гида. – Буквально от Карпат до Путивля! Так и вижу: щас появится железная дорога, фрицы пачками, а мы, затаившись под красным флагом, конспиративно рвем железку в клочья. И потом из автоматов – «тра-та-та-та»! Получи, фашист, крестов на память! Я в детстве читал об этом с большим удовольствием.

– Не забывай, что фрицы здесь на нашей стороне. – Я поспешил восстановить историческую справедливость.

– Да ну, это частности, – отмахнулся мой напарник. – А если честно, меня это печальное обстоятельство круто напрягает. Война, конечно, давно была, но вот не люблю я немцев, хоть тресни.

– Сергей, – пристыдил его я, – это было в другом мире, другие люди. К тому же здесь той войны еще не было и она, вполне может быть, не произойдет. А кроме того, мы не в Германии, а в Австрии.

– Спасибо за географическую справку, – поморщился Лис. – Между прочим, фюрер тоже австрияком был.

– При чем здесь это? – спросил я в недоумении.

– Ни при чем, к слову пришлось. Хотя нет, при чем! Вот скажи, куда нас ведет этот доморощенный Сусанин? Какого рожна твоей княгине потребовалась такая конспирация? Она что же, в память о муже решила повторить в нашем исполнении переход Суворова через Альпы?

– В каком смысле? – не понял я.

– А в таком, что к дороге следовало бы спускаться вниз, а мы шо те пингвины – гребем по снегу в горы. Это нормально?

– Ты же знаешь, в горах прямая дорога не самая короткая.

Лис только вздохнул, подергивая уздечку своего коня:

– Ну, шо ты тормозишь? Иди, неживой, а то, глядишь, на фрицевскую засаду нарвемся.

Уже было совсем темно, когда дорога через заснеженный лес вывела нас к распадку, по которому четко прорисовывалась колея от полозьев саней.

– Уже недолго. Скоро прибудем, – обнадежил нас проводник, и это была самая длинная фраза, которую он произнес за время пути.

Действительно, не прошло и двадцати минут, как за поворотом, должно быть, пересохшего в незапамятные времена горного потока перед нами возник небольшой, аккуратный, точно сошедший с рекламной открытки замок. Лесмотря на его удлиненные готические формы, мне отчего-то казалось, что это тоже дань романтической моде, построен он каким-нибудь чудаковатым аристократом совсем недавно.

В замке, вероятно, нас уже давно ждали. Едва мы поравнялись с воротами, как они без всякого сигнала или окрика отворились, и слуги, судя по манере действовать безмолвно – близкие родственники нашего провожатого, приняли заледеневшие поводья из рук гостей.

– Зачудительное место для свидания, – оглядываясь, констатировал Лис. – Капитан, ты, часом, не знаешь, зачем ее светлости понадобилась такая драматическая обстановка? Шо ты ей такого наговорил в мое отсутствие?

– Вроде ничего особенного, – оглядывая переминающихся на морозе живописных стражников в кирасах и кабасетах, заверил я друга.

– Ладно. – Сергей небрежно положил руку на эфес сабли, словно ища точку опоры для ладони. – Сходим посмотрим, шо она тут накаруселила.

При этих словах двери стоявшей посреди двора башни картинно отворились, словно приглашая из промороженного двора в тепло. Мы едва успели переступить порог, как расторопные стражники вновь захлопнули их за нашими спинами.

В огромной круглой зале один за другим зажглись десятки факелов.

– Ни фига себе любовное гнездышко! Капитан, хочешь анекдот? Возвращается француженка домой, а там десять мужиков. Она им: «Месье, я так устала, так устала! Двоим последним придется уйти». Намек понимаешь?

Я оценил шутку друга. Да и что тут было непонятного? Вдоль стен с дистанцией примерно в ярд стояли одетые в черные балахоны джентльмены в непроницаемо-черных масках с прорезями для глаз. В одной руке каждый из них держал факел, в другой – обнаженную шпагу.

– По-моему, у нас проблемы, – задумчиво оглядывая вздымающиеся в салюте стальные острия, прокомментировал я картинку.

– Какое ценное наблюдение! – сквозь зубы отозвался Сергей. – А я всегда говорил – от ля фам добра не шерш!

– Приветствую вас, брат Эммануил! – звучным, хорошо поставленным голосом провозгласил один из чернецов, выступая на три шага вперед. – И вас, неизвестный брат.

– Вы, должно быть, нас с кем-то путаете, господа, – отвечая на приветствие, увещевающе начал я. – Наверняка путаете. Я, конечно, брат, но мое имя Вальтер.

– Кого ты привел, несчастный?! – В голосе, который выкрикнул эти слова, уже не слышалось недавней почтительности, хотя несколько мгновений назад его, по выражению Лиса, можно было намазывать на хлеб вместо масла.