Эмма ушла детям книжки читать, а Родион остался меня утешать. Я ведь даже плакала. Когда у мужа инсульт случился, не плакала, а тут заплакала. На самом деле ему хотелось поговорить со мной о Беате.

– Она неожиданно уехала в Москву, сказала – скоро вернется. Я скучаю.

– Вернется? Ну-ну.

Я ему все рассказала. Мы ведь с ней бок о бок целый месяц жили, я ее разговоры по телефону слышала. Если он хочет знать, с чем она поехала в Москву, что есть у его жены для завоевания Москвы, – я, пожалуйста, расскажу.

Я все рассказала, а что мне ее покрывать, что ли?

Вообще-то она умница. Не так уж неожиданно уехала. За то время, что была у нас, все себе подготовила.

Я не знаю, может, она и жалела Эмму, она хорошо за ней ухаживала, и даже за детьми, я-то совсем плохо себя чувствовала. А может, ей просто было удобно у нас пожить. Она готовила себе плацдарм.

У нее в Москве квартира. Этот ее Дядя Бэ купил ей квартиру в Москве, в Митино. Беата по телефону с матерью разговаривала, рассказывала ей, как она его одурачила: что мама в Витебске болеет, ей нужно в Москву лечиться, и она только в Москве поправится. А когда тот сказал, что нужно тогда мамину квартиру в Витебске продать, сказала – ой, ну нет, мама там всю жизнь прожила, это же память о прожитой жизни. Оформила московскую квартиру не на мать, а на себя. …Хорошо бы Эмма от нее научилась заботиться о себе.

– Ее мама умерла. С какой матерью она разговаривала? – удивился Родион.

Да вот с той, которая умерла. Умерла, а потом воскресла.

Родион не поверил, что Беата могла так ему врать, помрачнел, мне его даже жалко стало. Спросил, откуда я знаю, что она говорила с матерью. А так только с матерью говорят. Уж я-то знаю, сколько у себя на приеме видела: девчонки все одинаковые, как гулять, так тайно от матери, а как припрет – сразу мать. К тому же она говорила «мама».

– Мама, почему ты говоришь «куда ты прешься»? Я хочу в Москву. Там все. Я стою больше, чем у меня было. Начать с нуля тоже неплохо.

Не знаю, был ли у нее мужчина, какой-то запасной вариант. Может, и нет. А если и был, он не звал ее жить. Она с риелтором переговаривалась, чтобы ее квартиру сдать, а ей снять в центре. Хоть мышеловка, но в самом престижном центре. Она мечтала жить на Чистых прудах в квартире с историей. Понятно, что собиралась выдавать съемную квартиру за свою, якобы она из хорошей семьи и квартира от бабки – польской дворянки осталась. Вот авантюристка!

Мать ее, видимо, спросила, что у нее есть, чтобы в Москву переться.

– Что у меня есть? Сиськи. Красивая одежда. Стиль. Женственность. Знакомые у меня в Москве есть, которые отведут в правильные места и познакомят с правильными людьми. Деньги есть на выход в свет, на первое время хватит. Что у меня еще есть… Я умею понимать. Слушать про детство, двойки, первую любовь, про армию.

Чтобы уже не было никаких секретов, я показала Родиону картину: она ее с собой не могла утащить. На картине подпись: «Григорьев», Беата купила ее за двадцать тысяч долларов тогда же, когда и мою брошку. Объяснила: «У меня разные активы. Нельзя класть все яйца в одну корзину». Активы у нее!.. Вот она, наша сиротка с начальным капиталом.

– За двадцать тысяч? Мне сейчас кажется, что моя неудачная жизнь разбилась на кусочки, – сказал Родион.

Мне показалось, что если бы у Беаты был любовник, это не так бы его убило, как то, что она скрывала от него свои доходы, тайно копила деньги.

– А я всегда с ней делился, – вот так и сказал, как ребенок. И чуть не плачет. Любит ее, дурачок.

Я как врач прекрасно понимаю, чем Беата привлекает мужчин. Беата берет сексом. Как гинеколог я уверена, что секс у Беаты техничный и хладнокровный, ведь для нее это инструмент. А для моей дочери, к сожалению, нет. Единственный новый мужчина, который появился в ее жизни, и тот голубой.

Он не совсем новый, ее бывший сокурсник. Переводчик со шведского, приличный человек. Узнал, что у Эммы несчастье, и стал приходить. Но тут и не подумаешь, что он к Эмме неровно дышит: сразу видно, что он не по женщинам. У него есть друг, швед – они, как теперь говорят, пара. Швед этот его какие-то там сказки пишет, а он переводит. Никто сказки не печатает, на что живет, непонятно. Вот такие у Эммы теперь друзья. Но других нет. Нас все бросили. После гибели Глеба все мгновенно пропали. Если бы Глеб погиб красиво, например ребенка спас из огня, тогда конечно, люди бы восхищались. А тут криминал, все стараются быть подальше.

Еще есть домработница, которую когда-то Беата наняла. Строго говоря, она не совсем домработница (откуда у нас деньги платить), просто приходит по дружбе. Эмма говорит, что она прекрасная художница. Я этого не понимаю: если ты прекрасный художник, у тебя должен быть диплом, известность. А если ты домработяга, так мой полы. Санитарка же не полезет вместо врача в п…у, потому что любит медицину. Дружок этот, швед, приезжал, говорит, у них такие союзы очень популярны, когда люди друг другу помогают, чем могут.

В общем, веселая компания за печкой сидит: домработница-художница, голубой и вдова доверенного лица криминального авторитета с тремя детьми. И эти люди надеются, что у них будет бизнес? Правда, Эмма говорит, что суть не в бизнесе, она рада, что делает хорошее дело для детей. Люди ей что, спасибо скажут? Хлеб маслом намажут?

Кстати, о детях. Дети ужасны. Кроме Гриши. Марина говорит: «Я не буду кашу, потому что Диме омлет», а Дима не сводит с Эммы глаз, ловит каждый взгляд. Дети Эмму тиранят.

Она думает, у меня климакс. Климакс, конечно, играет свою роль. Я хочу обойтись без гормонозаместительной терапии. Ведь до сих пор нет убедительных доказательств, что польза заместительной терапии преобладает над ее рисками. Паузогест вызывает маточные кровотечения, фемостон дает прибавку веса. Можно попробовать пластыри с эстрадиолом и прогестероном.

Я сказал маме, что ее надо усыпить.

Это, конечно, жесть – усыплять человека. Просто позавчера я приехал в Москву немного нервный.

Не потому что мы с ней два года не виделись, а из-за Шарика. У меня Шарик неважно себя чувствует. Я позавчера прямо перед поездом его навестил, он был хороший активный пес, но у него немного отекла ножка.

Я один ехал в поезде, меня папа посадил, а она встретила.

Я приехал позавчера вечером на неделю, хотя в школе сейчас идут контрольные. В каникулы она не смогла меня принять.

Она теперь живет не в своей квартире, а в поселке Жуковка, это на Рублевке, папа сказал, здесь живут все олигархи. Ее дом очень большой, я вчера весь день от нее прятался, то у бассейна, то в бильярдной, и она меня даже не видела.