Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Это я ей никогда не смогу простить. Историю с наследством. Вот Беата, та своего бы не упустила, и правильно. …Кто бы мог подумать, что все так обернется: Беата – светская львица в Москве, книжку «Как правильно выйти замуж» написала, во всех витринах ее книжка с портретом… Выглядит прекрасно, еще лучше стала, прямо вся сияет.
Книжку ее я прочитала, там просто: все, кто не ездит, как она, на «бентли», – неудачницы, она их презирает. У нее есть «бентли», дом на Рублевке, сумочки «Гермес», колечки «Шопард» (Эмма и слов-то таких не знает), она ест устрицы и фуа-гра, летает в Куршевель, то на яхте прокатится, то одежды накупит в бутике за один раз на десять тысяч евро. А остальные, у кого всего этого нет, – быдло. Если не хотят быть быдлом, пусть делают, как она.
Я ее видела по телевизору. Выступала на ток-шоу. К ней как к эксперту обращались: как вы думаете, дает ли роскошь счастье, – яхта, дом на Рублевке, вилла в Антибе. А она: «Ну не знаю, я предпочитаю “бентли” для романтической поездки, а “майбах” для обычной езды по городу». И еще сказала, что, прежде всего, нужна порода. Вот врунья, так сжилась со своим враньем, что сама уверена, что она польская дворянка. Тоже мне, Беата Маврикиевна… Почему Маврикиевна?.. Не знаю, это я так. Если бы я сейчас была молодой, я бы выучила ее книжку наизусть – и в Москву!
Ну, что сказать: молодец. Смотрит своими зелеными глазищами, как будто, и правда, светская дама, и думать забыла, что росла в нищете, пела в парке «Надежда, мой компас земной» и собирала деньги в панамку. Боролась, стремилась, и вот вам результат: в ток-шоу участвует, в журналах ее фотографии, с книжкой попала в телевизор. Зимой в Куршевель, осенью в Милан… Могу себе представить, как бы она воспользовалась возможностями, которые привалили Эмме.
Вспоминать противно, как к ней пришел этот мальчик, Родион, муж Беаты. Чуть больше месяца прошло после гибели Глеба, Беата уже съехала от нас, я из дома ушла… Лучше бы тогда не приходила навестить Эмму, ничего бы не знала, не видела своими глазами. Но я всегда свой долг выполняю: беременность протекала легко (хотя небольшие отеки все-таки были и следы белка в моче), я раз в неделю приходила, чтобы самой ее посмотреть.
В общем, вспоминать противно: Родион (милый мальчик, ему повезло, что Беата от него сбежала) принес стопку бумаг. Как это было? Эмма с животом вперед, вокруг дети скачут. Родион говорит: «Тебе надо кое-что подписать» – и подсовывает ей бумаги.
Что подписать? Этот их Дядя Бэ, криминальный авторитет, с которым я лично никогда не была знакома… вот и хорошо, что не была знакома, раньше его не пустили бы в порядочное общество, такие люди исправлялись где-то там, в местах не столь отдаленных… Оказалось, что этот жуткий Дядя Бэ не просто так взял Глеба в фирму. Он специально взял нашего мальчика, потому что Глеб наивный и ничего не понимает… чтобы оформить на него часть своего бизнеса. Боялся всего по своей уголовной привычке и хотел скрыть награбленное от властей. Я бы никогда на такое не пошла. Я бы бежала от таких предложений так быстро, что только пятки сверкали. Ясно же, как божий день, что обязательно в какое-то дерьмо попадешь, не в одно, так в другое. Глеб наш, если честно, был небольшого ума.
Договоренность между ними была такая: этот Дядя Бэ, криминальная морда, оформляет на Глеба часть своих активов, а Глеб ему по первому требованию все возвращает. Лично я ни за что не оформила бы на другого человека даже паршивую комнату в коммуналке, а не то что активы… но в их мире это, очевидно, было принято, и Глеба он не боялся… ну, это верно, кто такой Глеб перед ним – так, козявка. Там и личное имущество было: квартира в центре на целый этаж, «мерседес», дом. Дом, генеральский особняк в Комарово, он у отца Родиона купил. Всю страну распродали вот таким уродам!
Стоило все его личное имущество, по словам Родиона, миллион долларов. И Эмма по закону наследница. Наследница, между прочим, не дачки-кукарачки, «москвича» и комнаты в коммуналке… а вот этого всего!
Родион сказал – подпиши. Вот, говорит, документы на отказ от наследства. Подпиши.
А я говорю – ты с ума сошел, сейчас она тебе все подпишет, как же!
А эта дура говорит – конечно, я подпишу, это же все чужое. И так торопится, уже ручку взяла, ей как будто не до нас, ей нужно детям книжки читать. Она все время сидела с детьми, – лицо каменное, дети к ней жмутся, – и какие-то распечатанные листочки им читала. Я однажды хотела с ними посидеть, а дети говорят: «Нет, это только наше», – ну и ладно. Я посмотрела, там было про Лиса, которого звали то ли Петр, то ли Петер.
«Я не подпишу», – говорит Эмма.
Вот так вдруг отказывается подписать. Я подумала – слава богу! Любой нормальный человек сказал бы: «Моего мужа убили ни за что, мне надо растить троих детей, дайте мне квартиру, и дачу, и “мерседес”, и денег столько-то».
Родион, добрый мальчик (все же хорошее воспитание сказывается), с облегчением говорит: «Ну и правильно! Их с Глебом устная договоренность не имеет юридической силы. Я не мог сам тебе этого сказать, но с моральной точки зрения ты имеешь полное право просить компенсацию. Между нами, они легко пойдут на твои условия. Будут торговаться для порядка, но дадут. Им квартиры и дома не нужны. Что ты хочешь, квартиру, дачу? Проси все. Ну, и деньги, конечно».
Я говорю – ну вот, мы разбогатели, хоть какой-то толк с паршивой овцы! Я не хотела сказать, что Глеб погиб, как овца… я просто не умею выражать свои мысли.
Оказалось, что Эмма имела в виду совсем другое.
Все это, спрашивает Эмма, достанется его детям.
Нет, отвечает Родион, детям ничего, все перейдет к его конкурентам.
Нам всем троим понятно, что конкуренты – это те, кто его застрелил. Ну и что? Это же бизнес. А Глеба они вообще случайно убили.
Эмма сказала: «Нет. Не подпишу. Им нужна фирма, пусть забирают. Но все остальное должно достаться его детям. Пусть переделают документы. И я проверю каждое слово».
Когда я это услышала, я просто онемела. Проверит она! У нас же принципы, мы же лучше будем голодать, чем возьмем от убийц детям на хлеб. Благородная, за мой, между прочим, счет! Кто, она думала, ее кормит? Она, видите ли, будет в облаках витать, оттуда на свои принципы любоваться, а мать пусть работает, так, что ли?
Я кричала: «Как будешь кормить детей?! Вы будете нищими!», Родион ее уговаривал: «Возьми, ты имеешь право», а эта дура говорит: «Нет». Нет, говорит, это же убийцы Глеба. Ничего, говорит, не подпишу, пусть хоть режут.
Через час (у них там все было схвачено, свой нотариус за час все переоформил) Родион принес ей исправленные бумаги, и Эмма подписала, все отдала чужим детям и внукам.
Она все подписывала и подписывала, я никогда не видела столько документов на собственность, пока Родион не сказал: «Ну все, подписала… А вот на это даже время тратить жалко, издательский дом “Беата” можешь просто выбросить…» И на этом все, конец. Дядя Бэ зачем-то перевел на Глеба даже этот никому не нужный издательский дом. Все было оформлено на него, все… В кои-то веки выпал шанс, и так все просрать.