— Ну так же ещё лучше, разве нет? — еще и смеяться совсем по дурацки… — Или ты хотела снова лбами, как два барана. Не надоело?

— Не я начала… — уже тоже улыбалась я, но не через силу, а через смех, еле сдерживаемый.

Нет, все же надо рассмеяться, и все встанет на свои места… Сразу же!

— Что смешного?

Нет, он не понял и смеха моего не подхватил, а я подхватила коробку, верхнюю и завалилась рядом, взмахнув поводком, точно платочком на прощание. Но прощание не состоялось — собака бросилась ко мне, виляя одновременно и хвостом, и языком, а Олег остался на месте. И теперь уже хохотал в голос. Наверное, он из тех, кто любит тупые американские комедии. Клоунский номер удался, так сказать… и не так. Я встала — на колени. К счастью, не перед законным хозяином коробок, а перед собакой, и наконец пристегнула поводок к ошейнику.

— Мила, ты жива?

— Как видишь…

Я хотела подняться сама, но он дернул меня за согнутый локоть и махом утащил из рук поводок.

— А розы? Что делать с цветами? — я тоже схватила его за локоть почти на выходе. — Вдруг не найду вазы. Может, в твою поставить? — спросила я совершенно серьезно.

Олег обернулся, все с той же дурацкой усмешкой:

— Цветы твои, делай с ними, что хочешь. Я претендую только на рассольник.

Ох, его счастье, что не сделал паузу после предлога «на», а то я бы его «на…» и послала прямо-таки сейчас без всякого рассольника.

— Но бассейн-то твой!

Ну, а как я еще могла среагировать на его слова?!

— Я думал, мы будем использовать его по назначению, а не в качестве вазы, разве нет? Иначе какого черта я переплатил за сэйм-дэй-сервис.

— Нет, — усмехнулась я в ответ. — Ты можешь рассчитывать только на рассольник.

Олег откинул голову — так театрально, так нагло:

— Рано-рано два барана… — и рассмеялся своей же шутке. — Я купил только цветы. Шампанское из магазинов никуда не делось, но я его не покупал, сечешь?

— Я-то секу, — в свой черед вздернула я голову. — Так что тогда это было?

Какое счастье, что поводок давно был на Агате, а то, взмахнув рукой, точно лебединым крылом, я б выбила карабинчиком себе с десяток зубиков, которыми скрежетала… Ну вот же, подлинная свинка! Домашняя!

— Порыв души, такой ответ принимается? Скрепление дружеского союза. Ты за каждый поцелуй будешь меня за дверь выставлять?

Я чуть не поперхнулась.

— А что, еще благодарности будут? По какому теперь поводу? Я больше ничего покупать тебе не собираюсь. Кредитка на столе, как и договаривались…

— А вот все это? — он чуть ли не обвел Агату на поводке вокруг себя, как в танце. — Что со всем этим я должен делать? То есть это я должен самостоятельно все разгребать?

Я лишь подняла брови — и даже не недоуменно, а больше вопросительно: ну, ну, развивайте мыслю далее, господин Лефлер…

— Я рассчитываю вернуться сюда после ужина и… навести порядок.

— Удачи! — вскинула я голову еще сильнее. — Там ко всему прилагается инструкция.

— Вот так даже…

Не отпуская поводка, он подхватил меня — даже не знаю за какие места, но я оказалась над ним, но не под самым потолком: в холле и на стремянке до люстры не дотянешься.

— Мила, ну… Мы же помирились. Заварила кашу и в кусты… Нечестно.

— Я?

Господи, у меня затекло все тело — и ноги, которые хотелось поджать, потому что Агата за лаем могла откусить мне случайно пятки, но прижиматься к Олегу еще больше не хотелось. Или хотелось… Но это уже вопрос десятый. Перед ним нужно получить ответ на все остальные, первостепенной важности.

— Ты все это купила, не я… Мне завтра снова в пять утра вставать. Когда я должен все это разгребать? Либо нанимай рабсилу, либо будь ей сама… Ну чего смотришь? В чем, скажи, я не прав?

— В том, что ты мне не хозяин. И этой собаки ты не хозяин. Отпусти ее. И меня…

— Не хочу… Ни ее, ни тебя…

— Это я уже поняла… — сказала и только потом поняла, что перебила.

— Отпускать, — закончил Олег и, наклонившись к моей груди, провел волосами по моему подбородку, точно мягкой кисточкой для пудры. Хорошо б, с меня ничего не посыпалось ненароком и не полилось от этой дурацкой близости. — Можно сделать признание?

Если кивну, я только припечатаю его к груди. А он разве спрашивает разрешения?

— Я сегодня послал всех на три буквы. Вот прямым текстом, — бубнил он мне в грудь. — У меня босс однажды так сделал, но не подчиненных послал, а начальство, и его тут же уволили, хотя он был классным спецом. Но личное ни в коем случае нельзя переносить на работу. У него был очень тяжелый развод: сначала он тихо в стрелялки на рабочем месте играл, а потом начал говорить всем в лицо все, что думает… Я тогда подумал: приятель, ты офигел? Держи четкие границы личного и служебного. Сегодня я его понял… Иногда никак. Тебе не стыдно?

— За что? — сумела выдавить я, не отбив барабанную дробь по его макушке.

— За кашу… Накормила бы ты меня кашей, я бы остался в конторе белым и пушистым. А теперь я такой же, как все… А я не люблю быть таким, как все. Я особенный… Даже собака это понимает, радуется мне, а ты нет.

— Что ты от меня ждешь? — прохрипела я против воли.

— Добрососедских отношений.

Вот ты ж, Ёшкин кот!

— А что ты подразумеваешь под добрососедскими отношениями? — почти коснулась я вопросом любопытного носа чужого соседа.

— То и подразумеваю, — И вот наши носы встретились. — Я хочу открыто смотреть в глаза твоему брату, поэтому больше тебя не поцелую, хотя мне очень хочется это сделать. И я не собираюсь это скрывать…

И он резко отпустил меня — точно бросил, и я едва не оступилась: меня спас поводок, врезавшись в спину, точно ремень безопасности. Но какая безопасность может существовать в объятиях господина Лефлера — только лишь та, которая защищает дурь от здравого смысла.

Голова кружилась, точно после выпитой залпом бутылки вина. На практике не проверено, но в теории именно так должно колбасить забулдыгу: у меня еще никогда настолько не ехала голова… И пол — под ногами, спутанными поводком. Один шаг Агаты и я лягу Олегу на грудь, но он присел подле меня, боднул слюнявую собачью морду бараньим лбом и перекинул поводок в свободную руку, а потом будто специально поднялся вверх, чуть ли не чертя траекторию своего хаотического движения носом вдоль всего моего раздружившегося со мной тела.

— А причем тут мой брат? — выдал не мой уже голос, а лучше бы мне оставаться сейчас действительно немой.

— Будь у меня сестра, — Олег прикрыл ладонью мое пылающее ухо, — я не хотел бы, чтобы она крутила недельные романы со всякими идиотами, вроде меня.