– Что ты делаешь? – спросил Иан.

– Сейчас здесь будет большое сражение. – Он закончил рисовать круг и положил несколько камней горкой в середину. – Смотри сюда. Надо вышибить их оттуда. – Он взял с земли небольшой плоский камешек, положил на ладонь и щелчком среднего пальца другой руки выстрелил его в сторону горки в круге.

Иан подошел ближе:

– А можно и мне?

– Конечно. Вдвоем еще интереснее. – Он выбрал из кучки камешков один и дал Иану.

Когда Джек ушел, Брайан еще раз показал Иану, как щелчком пальца отправлять камешек в цель.

Как и ожидалось, снаружи связь оказалась гораздо лучше. Джек вызвал Теда Блессинга и стал ждать.

Гудок. Еще гудок. После пяти гудков механический голос проинформировал, что ему следует оставить голосовое сообщение.

– Это Джек, – сказал он в трубку. – Мы находимся в заброшенной шахте примерно в четырех милях к востоку от лагеря. Андерсон и его дружки вернулись на вертолете с подкреплением и…

Прозвучал длинный гудок, и телефон замолчал. Джек стал нажимать кнопку включения, но дисплей оставался темным. Он глухо выругался и посмотрел на деревья внизу. Через час-другой солнце сядет. Если им повезет, из-за темноты террористы до утра их искать не будут. Однако перспектива провести ночь в холодной пещере, без еды и воды, радовала мало. Надо было позаботиться об Андреа, Иане и Брайане, а также сохранить найденные вещественные доказательства. Чем скорее фэбээровцы осмотрят лагерь и шахту, тем скорее Дуэйн Бресвуд и его шайка предстанут перед судом.

Когда Джек вернулся, Андреа вопросительно посмотрела на него. Она включила его фонарик, установила у входа, зажав камнями, и он горел, словно маленькая свеча.

– Поговорил со своим шефом? – спросила она. – Он пошлет кого-нибудь за нами?

– Он мне не ответил. Я оставил голосовое сообщение с нашими координатами. А потом села батарейка телефона. – Он отвернулся, чтобы не видеть разочарования в ее глазах. Надо было утром сразу зарядить телефон, а не откладывать на потом. Из-за его легкомыслия теперь жизни их всех оказались под угрозой.

– Джек, сядь рядом со мной.

Ее голос прозвучал по-доброму, без всякой обиды или недовольства. Она показала жестом на одеяло рядом с собой, и он повиновался, стараясь не обращать внимания на стреляющую боль в ноге.

– Ты не виноват, – промолвила она таким деловым тоном, каким, наверное, беседовала со своими пациентами.

– А как ты догадалась, о чем я думаю?

Ее улыбка – даже сама способность улыбаться в таких обстоятельствах, улыбаться ему – ошеломила его, словно у него из-под ног стала уходить почва.

– Без твоей помощи никого из нас уже не было бы в живых, – сказала она.

– Уверен, ты бы выжила. Благодаря своему бесстрашию и изобретательности.

– С бесстрашием не все просто. Оно появляется, когда я борюсь не за себя. Одна могу сдаться, но для защиты моего сына сделаю все возможное и невозможное.

Она перевела взгляд на Иана. Он стоял перед очерченным Брайаном кругом и высунул язык от усердия, целясь в кучку камней.

– Как у него дела? – спросил Джек.

– Все еще температура, но хуже ему не становится. Посмотрим, что будет ночью.

Джек прислонился головой к шершавой каменной стене:

– Так ты осознаешь, что нам, возможно, придется здесь заночевать?

– Лучше остаться, чем бродить в темноте по лесу. – Она подтолкнула его локтем. – Смею надеяться, что ты не исполнен решимости сохранить ту плитку шоколада как вещественное доказательство. Обертку от нее можешь оставить, а сам шоколад мы съедим, как и плитку гранолы. А если вы найдете воду и подогреете ее, в наше меню добавится и высушенное мясо.

– Эх, почему я тут не один? Может, и удержался бы от уничтожения потенциального вещдока.

– Здесь у нас полный сил юноша и пятилетний озорник – оба на аппетит не жалуются. Если заноют, что бы такое съесть, я их голодом морить не собираюсь.

– А ты-то сама? Не против закусить?

– Будь моя воля, съела бы сейчас большущую шоколадину.

Джек сжал ее руку и кивнул на Брайана:

– Не похож он на нытика.

– Да, парень не промах. Через что он прошел за последние три месяца – страшно подумать. Мне хочется согреть его в теплом доме, накормить вкусной едой. А потом найти его бессовестного отца, дать ему пощечину и сказать все, что я о нем думаю.

– Когда ты приходишь в ярость, становишься еще привлекательнее. – Он поцеловал ее в щеку.

Она закрыла глаза:

– Иногда она помогает мне сохранять выдержку.

– А мне хочется закутать тебя в одеяло и угостить каким-нибудь вкуснецом, – прошептал он. – Хочется заботиться о тебе так же, как ты заботишься о других.

Она открыла глаза, и от теплоты в ее взгляде он на мгновение забыл и о боли в ноге, и об их преследователях, и о необходимости обезвредить террористов, которые готовы поставить на грань гибели их страну.

– После всего произошедшего я по-новому взглянула на твою работу, – заметила она.

– Что ты имеешь в виду?

– Раньше я не вполне понимала, от каких опасностей вы ограждаете людей. То есть абстрактно понимала, конечно, но теперь увидела, какими отвратительными, дьявольски жестокими могут быть те, с кем вы боретесь. – Она сжала его руку. – Все, что ты и твои друзья, мужчины и женщины, делают, очень важно. Не хочу и думать о том, что станет с миром, если Андерсону и его сообщникам позволят реализовать их планы.

– Не делай из меня героя. Я тоже живу в этом мире. И многое делаю для самого себя и собственного выживания.

– Это только слова. А на самом деле все по-другому. В последние дни ты отнюдь не о себе беспокоился. Тебя же никто не заставлял приезжать в этот лагерь и спасать Иана, а потом бросаться мне на выручку, когда меня захватили эти люди. Но ты пришел за мной, хотя прекрасно знал, что тебя заманивают в ловушку. И делал ты это потому, что наша безопасность для тебя важнее своей собственной.

– Да, вы с Ианом для меня важнее всего. Я думал, ты это давно поняла.

– Я пытаюсь сказать, что все произошедшее изменило мои взгляды на некоторые вещи. Я поняла, что была не совсем права. Мне казалось, что Престон задерживается на службе и поздно возвращается к семье потому, что ему нравится чувствовать себя этаким мачо, что он жаждет острых ощущений. Что ему больше по душе гоняться за кем-то, чем проводить ночи дома, читая перед сном Иану или беседуя со мной.

– На нашей службе приходится быть мачо, да и острых ощущений хватает. И если кто-то тебе скажет, что не получает наслаждения во время погони, не верь ему. – Джек поднял руку и погладил ее по плечу. – Но окружающий мир для меня важнее, чем острые ощущения. Жизнь с дорогими мне людьми – это и есть настоящий мир. Только это может быть целью и смыслом жизни.