Оружейный мастер поправил меч, которым Лану довелось поработать на утренней тренировке. Клинок вновь стал прямым, чистым, а лезвие – невероятно острым. Оружию вернулось его былое благородство. Не каждому дружиннику по чину иметь такой меч, а пахарю и подавно следовало держать от него подальше свои грязные лапы.

Лан не слушал, что несет Мелкий, он изучал противника, а противник изучал его.

Они сошлись на середине. Лан – выше, Челубей – шире в плечах. На Лане его легкий доспех из кожи, на бородаче – смердящая куртка из грубо выделанной кожи тура.

Барабаны выдали тревожную дробь, флейтисты заиграли нечто атональное, психоделическое.

– Я хочу кое-что тебе рассказать, кремлевский выкормыш. – Челубей крутанул перед собой топором.

Лан поднял меч. Он тянул время и не собирался атаковать с ходу серией ударов, как советовал Титан.

– Я долго шел по Москве с западной окраины в сторону центра. – Челубей ударил сбоку; Лан отпрыгнул, пропустив лезвие топора перед носом. – Со мной была Анна – моя жена – и две наши дочки. – Топор со свистом рассек воздух, Лан отбил лезвие и снова удержался от контратаки. – В пути нам пришлось несладко: мы голодали и из последних сил отбивались от нео и дикого зверья…

Меч и топор снова высекли друг из друга искры. Челубей отпрыгнул, сплюнул и проговорил, глядя Лану в глаза:

– Мы пришли под стены Кремля, потому что верили в справедливость и милосердие людей, живущих там. Мы стояли под воротами на коленях и умоляли впустить нас… – Челубей ринулся в атаку, Лан парировал удар и, извернувшись, пнул противника в живот. Челубей хакнул и отступил, прикрывшись топором. Отойдя на полдесятка шагов, он продолжил: – Но мы, видимо, не вышли рожами, чтобы жить в благословенном Кремле… – Он прикоснулся к чешуйчатой стороне лица. – А жаль, ведь мы могли работать и сражаться…

Отбивая очередную атаку, Лан подумал, что затея Челубея, если бородатого мутанта так зовут на самом деле, была изначально обречена на провал. Кремль очень редко впускал кого-то извне. Слишком многое стояло на кону, слишком много желающих было увидеть падение Кремля, чтобы усугублять и без того шаткое положение, навешивая на общину обузу в лице пришлых мутантов.

– Делать было нечего – нам пришлось уйти. – Бородач сделал обманное движение и попытался достать голову Лана, но только зря потратил силы; дыхание и речь его становились все более сбивчивыми: – В Замоскворечье мы попали в засаду… бандиты продали Анну и дочерей клану нео на мясо… а меня – Профессору для Арены…

У Лана уже гудели руки. Челубей бил со всей дури, и отражать его удары было все труднее.

– Мне жаль твою семью, – сказал Лан, по большей мере – из вежливости, ведь на Арене нет места посторонним эмоциям. А после перешел в атаку.

Загремела сталь о сталь, Челубей отбивался, гримасничая и топорща бороду. Брызнула кровь, на песок упали грязные обрубки пальцев, их бородач лишился, парируя последний удар Лана.

– Крысеныш! – Челубей взмахнул раненой рукой, точно надеялся остудить пылающую от боли ладонь. Лан не позволил ему отдыхать – снова взялся рубить. Слева, потом – справа, а потом – над самой землей.

Лезвие меча рассекло подколенное сухожилие. Челубей зарычал, на его кучерявой бороде повис тяж слюны. Лан отшагнул, полагая, что противник не сможет продолжать бой. У Челубея действительно оставалось немного шансов, но он смог ими воспользоваться.

Отчаянное движение вперед. Клинок меча оказался между лезвием топора и топорищем. Один рывок, и меч отлетел к ограждению. Еще один взмах топором, чтобы раскроить мальчишке череп…

Лан поднырнул под удар, сжал обе руки Челубея, попытался бросить едва стоящего на ногах соперника через бедро, но потерял равновесие сам.

Они покатились по песку, впившись друг другу в глотки. Кровь из перерубленных фаланг Челубея брызгала Лану в лицо. Бородатый мутант слабел с каждой секундой, он это понимал и боролся на одном адреналине, с исступленностью смертельно раненного зверя.

Лан ударил Челубея лбом. Хрустнула переносица. Хватка на горле чуть-чуть ослабела. Тогда Лан сжал покалеченную кисть бородача, и тот сипло застонал, заводя глаза от адской боли.

Еще один удар, дробящий противнику кости лица, и Лан освободился.

Он подхватил топор Челубея, развернулся, готовый продолжать схватку.

Челубей шумно дышал, на его лице не осталось живого места. Струилась кровь из обрубков пальцев и из раны на ноге. Он уже не мог подняться. Только с ненавистью сверкал глазами и бормотал разбитым ртом ругательства.

– Убей! Убей! – скандировали зрители. Барабанщики подхватили этот простой ритм. Звук ударов в натянутую кожу слился с криками. – Убей! Убей!

Лан отшвырнул топор подальше, поднял меч, вытер клинок о рукав. Затем пошел, опустив голову и не обращая внимания на крики, к единственному открытому выходу. Из-под арки на него удивленно взирал Грыжа и готовые к выступлению девицы из танцевального ансамбля. Зрители принялись швыряться заранее заготовленным мусором.

– Ранен? – осведомился Грыжа.

Лан не ответил.

– Меч-то давай сюда, – потребовал охранник по прозвищу Хомут, на всякий случай наводя на гладиатора многозарядный пистоль, который здесь называли револьвером.

Меч отправился Хомуту под ноги, охранник невольно отпрыгнул. Лан ощущал внутри себя злую звенящую пустоту. Начался запоздалый мандраж, да такой, что зуб на зуб не попадал. Лана будто било током. Если бы в этот момент кому-то взбрело в голову к нему прикоснуться, то вспыхнула бы электрическая дуга и посыпались бы искры.

– Я же вас предупреждал, Проф. Дружинники всегда себе на уме. Этот юноша никогда не покорится вам.

Лан повернулся на звук голоса.

У лестницы на трибуны стоял Профессор Брянский собственной персоной в сопровождении похожего на нео громилы-телохранителя и нескольких менее приметных бойцов, вооруженных старинными стволами.

– Ты оставил людей неудовлетворенными, – пожурил Профессор гладиатора.

– Да пошли вы со своими людьми… – прошипел в ответ Лан. – Не люди вы, а личинки… Ворочаетесь в дерьме, дерьмо жрете и дерьмом же гадите…

Барабанщики уже выбивали бодрый ритм, а флейтисты завели веселую мелодию. Девушки-танцовщицы устремились на присыпанную чистым песком середину Арены. Дворник-трупоед, приводивший Арену в порядок, нырнул под арку, в одной руке он держал метлу, а в ладони второй – пальцы Челубея, их он собирался обглодать под пивко, спрятавшись за трибунами.

Профессор вытянул из глубокого кармана кафтана маленькие счеты и с сосредоточенной миной перебросил несколько костяшек.

– Так-так, – глубокомысленно протянул он. – Спишу твою дерзость на отходняк… В целом же ты делаешь успехи. Еще три-четыре боя, и, думаю, ты полностью возместишь наши расходы. Следовательно, тебя можно будет отпустить… – Профессор внимательно посмотрел на Лана и добавил с нажимом: – Пусть тебя сожрут дикие нео по дороге в Кремль, если тебе наши порядки не нравятся. Лицемер сопливый. – Он дал знак охране уходить, а потом снова повернулся к Лану: – Зрители не удовлетворены! Сегодня ты будешь драться еще раз. Сообщите об этом недомерку, пусть внесет поправку в программу!