Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Часов в шесть уставшие горничные ушли домой. Некоторые постояльцы возвращались в свои номера, из-за дверей доносился звук включенного телевизора. Время от времени где-то хлопала дверь, слышались голоса… Я полежала еще немного на кровати, нажимая кнопки пульта управления, потом встала и оделась. По «ящику» все равно ничего интересного нет, пойду пройдусь по улице, заодно и перекушу чего-нибудь. Я вышла из номера и стала его закрывать. В это время к своей двери подошел постоялец из номера четыре. Увидев меня, он сказал:
– Добрый вечер! А это опять я. Меня зовут Глеб. А вас, девушка, как величать?
Честно говоря, знакомиться мне не хотелось. Я в гостиницу работать приехала, а не кавалеров заводить. Но Глеб ждал ответа с таким видом, что, помедлив несколько мгновений, я все же сказала:
– Татьяна.
Я закрыла свою дверь и пошла по коридору, но, дойдя до двери с номером четыре, вынуждена была остановиться. Глеб практически преградил мне дорогу.
– В таком случае, Татьяна, не желаете поужинать? Здесь рядом есть неплохое кафе. Я вас приглашаю.
А вот это как раз в мои планы не входило. Я собиралась подумать, а это можно сделать только наедине с собой. А тут непрошеный кавалер.
– Вы знаете, – сказала я, потихоньку протискиваясь мимо моего соседа, – я сейчас иду по делам, мне очень некогда, извините…
– Вы, должно быть, сочли мое предложение непристойным и потому обиделись, но клянусь, я ничего не имел в виду…
Но я уже была у входной двери. Нажатие кнопки – дверь открылась, я очутилась на улице. Потом я прыгнула в машину и рванула с места. Я ехала по городу, застревая в пробках и понося нехорошими словами дороги, огромное количество машин, водителей, не вовремя решивших двигаться в одном направлении со мной. Сначала я ехала, сама не зная куда. Просто сидеть сложа руки нельзя, надо что-то делать, что-то предпринимать. Время идет, убийца на свободе. Деньги моих заказчиков капают, нужно их отрабатывать. Наконец у меня созрел план. Мне в голову пришла одна интересная мысль, и я повернула на улицу, где находился магазин мадам Верстаковой. Подъехав к нему, я поставила машину прямо напротив двери и посмотрела на вывеску. «Мы работаем с 10.00 до 19.00», – прочитала я. Мои часы показывали без четверти семь. Значит, Вера Николаевна скоро закроет свой магазин, и мне надо поторопиться. Выйдя из машины, я зашла в зал. Продавщица сказала, как и в прошлый раз, что директор у себя, и я вошла в маленькую комнатку. Вера Николаевна сидела за своим столом и писала. Подняв глаза и увидев меня, она изменилась в лице.
– Опять вы? – спросила она вместо приветствия, хотя было и так очевидно, что это я, а не кто-нибудь другой.
– Здравствуйте, Вера Николаевна, мы в прошлый раз не договорили…
– Да нечего мне с вами разговаривать! Что вы пристали ко мне со своими вопросами?!
– Да, есть у меня такая дурная привычка: задавать людям вопросы. Ничего не могу с собой поделать!
– Я на все ваши вопросы ответила…
– Не на все, Вера Николаевна, в том-то и дело, что не на все. Вы, например, мне так и не сказали, зачем периодически снимаете номер в гостинице, имея свою жилплощадь.
– Это мое личное дело, вас оно не касается! – довольно грубо ответила она и потянулась к пачке сигарет.
– Вы ошибаетесь, дорогая Вера Николаевна, – сказала я мягко. – Вашим личным это дело было до тех пор, пока не произошла трагедия. Честное слово, вот если бы Катю Аверину не убили в гостинице, вы могли бы еще лет пятьдесят спокойно снимать там номер хоть три раза в неделю. Но поскольку вы оказались в непосредственной близости от места преступления, то считаетесь свидетелем (и это еще под вопросом, свидетелем ли?) убийства…
– Вы на что намекаете, на меня хотите это повесить? Я же сказала: я ее не убивала и ничего не видела и не слышала! – Вера Николаевна начала кипятиться.
– Понимаете, то, что вы говорите, – это всего лишь слова, звук, сотрясание воздуха, не более. А мне нужно что-то конкретное. И не только мне. Скажу по секрету… на днях вас вызовут в милицию…
– Меня?! Зачем?! – мадам Верстакова заметно побледнела.
– На допрос. У них появились какие-то новые данные… новые подозреваемые… всех опрашивают по второму разу. Некоторых проверяют на детекторе лжи…
– Господи, да когда это кончится? Мне ведь нечего сказать.
– Так уж и нечего? Кстати, я вот хотела вас спросить, сколько времени вы гуляли в тот вечер?
– Я же сказала: точно не помню… часа два.
– А где именно вы гуляли, по каким улицам?
– Не помню. В центре. Я ходила по магазинам, – она нервно затянулась.
– И можете назвать их?
– Зачем?
– Чтобы проверить ваши ответы, я ведь все проверяю, все, что мне говорят. А особенно чего не говорят. Так по каким магазинам вы ходили? Может, что-то купили, продавцы вас запомнили?
– Н-не помню… я заходила во все магазины на Центральном проспекте… Я ничего не купила.
– А в гостиницу во сколько вернулись?
– В восемь… около того.
– Скажите, а как зовут вашу сестру в Покровске?
Выражение лица Веры Николаевны было как у русалки, которую вынули из воды и бросили в пустыне.
– Какая сестра?
– К которой вы ездите почти каждую неделю на день-два.
– Сестра… сестра… Ольга…
– А где именно она живет? Адрес назовите, пожалуйста.
– Зачем вам?
– Я же говорила, буду проверять ваши слова.
– По какому праву вы меня допрашиваете? Я не преступница!
– Тогда почему вы мне лжете?
– Я?! Да я…
– Лжете, лжете, – сказала я очень спокойно, – и про сестру, и про то, что два часа гуляли, и про то, что ничего не видели и не слышали…
Лицо Веры Николаевны пошло пятнами, она нервно курила, пепел с сигареты сыпался на ее стол, но она даже не замечала этого. Я ждала. Я решила сегодня ее дожать, если получится, конечно. Очень не люблю, когда мне врут, даже если при этом краснеют.
Но мадам Верстакова такой радости мне не доставила. Она взяла-таки себя в руки, смяла сигарету в пепельнице и сказала мне ледяным, очень строгим тоном:
– Я не буду больше отвечать на ваши вопросы. Я все сказала. К убийству горничной я не имею отношения, не знаю, что вы там себе навыдумывали… Если вызовут в милицию, вот им я и буду давать показания. А сейчас… Освободите, пожалуйста, мой кабинет. Мне надо работать.
Она взяла ручку и снова принялась писать что-то в своей тетради.
– Ну что ж, – сказала я, – вы даже не подозреваете, что ваше умалчивание тоже о многом говорит. Всего доброго!
Я вышла из кабинета Веры Николаевны, прикрыв за собой дверь. Потом я прошла через комнату отдыха продавцов и, открыв дверь в торговый зал, через пару секунд довольно громко хлопнула ею. Это должно было создать впечатление, что я вышла из комнаты. Но я осталась внутри и, затаив дыхание, ждала. Через несколько мгновений я услышала, как мадам Верстакова набирает номер телефона.