Что толку от фанатов, если они даже не присылают мне подарки на День святого Валентина?! А что те жуткие парни, которые в комментариях просят меня раздеться, носить топы покороче и т. д. и т. п.? Никто из них не стал моим преследователем? Даже хорошим, из тех, что присылают цветы раз в год? Козлы.

– Да-да, спасибо, – говорю я папе. – И тебе счастливого Дня святого Валентина.

– А ты мне что подаришь? – в притворном ужасе спрашивает папа.

– Бр-р-р. – Меня передергивает.

День тянется нестерпимо медленно. Меня окружают мерзкие джунгли из розовых воздушных шариков и плюшевых мишек, сжимающих в лапах атласные сердечки. Они повсюду. Это какой-то фильм ужасов, напоминание о том, что я умру в одиночестве.

Больше трех миллионов подписчиков в Вайне, и ни одного поклонника.

К шестому уроку, испанскому, я уже так глубоко впала в сахарную кому, что даже не могу притворяться, что понимаю, о чем говорит сеньора Кастильо. Классная комната – одно сплошное расплывшееся пятно от жары и разочарования. А сколько конфет я сегодня съела? Скажем, если по десять на каждый урок, то получается шестьдесят, плюс клубничный молочный коктейль, который я выпила на обеде с Иветт. Наверное, за сегодняшний день я набрала миллион килограмм, но в этом нет ничего страшного, потому что мне все равно помирать одной. Так что плевать десять раз. Я роняю голову на парту и пытаюсь уснуть, хоть немного отгородившись от жестокого мира. Но тут жужжит мой мобильник. Сообщение от Алексея.

Ладно, пусть в этом году у меня нет своего «Валентина», но зато у меня есть друг, соратник, сообщник и, осмелюсь сказать, вален-вайн? А это уже немало, так ведь?

Если говорить совсем честно, то нет ничего ужасного в том, чтобы в День святого Валентина быть одной. Мама с папой ушли на тошнотворно-романтический ужин, так что весь дом в моем полном распоряжении – другими словами, я королева резиденции Понсов. Чтобы поддержать это настроение, я надеваю розовый парик и кое-что из старой одежды родителей в стиле диско семидесятых, когда все это считалось крутым. Невозможно поверить, что они действительно носили эти клоунские костюмы – и не только они, все так одевались! Лет через тридцать мы тоже будем считать свою старую одежду нелепой? Будут наши дети беспощадно дразнить нас из-за нее? Помнится, в две тысячи первом я думала, что в две тысячи одиннадцатом мы будем носить одежду из надутого пластика, но, понятное дело, я ошибалась, так что кто знает? Конечно, в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом все верили, что к две тысячи первому году люди будут уже вовсю путешествовать в космосе – видите, на самом деле невозможно предсказать, что ожидает нас в будущем.

Итак, на мне ярко-розовый парик (типа того, что носила Натали Портман в фильме «Близость», только еще более стриптизный), блестящие черные клеши и бирюзовый топ на завязках. Включив на музыкальном центре Глорию Гейнор, я начинаю супернавороченное шоу для самой себя, используя в качестве микрофона ложку.

– At first I was afraid, I was petrifed… – начинаю подпевать я перед зеркалом, одну руку протянув к нему, а другую поднеся к лицу. Затем запрыгиваю на стул, дергаю плечом вверх-вниз, шаг – и я уже на кухонном столе, трясу головой, и еще раз, поднимаю руки и лицо к потолку, не переставая петь «I Will Survive».

– Э-э-э, Леле? – Пластинку заедает, вечеринка окончена.

В открытом дверном проеме стоит Алексей с таким видом, как будто кто-то ударил его под дых и одновременно будто я на весь день его развеселила.

– О боже, ты этого не видел.

– Я звонил в дверь. Несколько раз звал тебя… – Он начинает смеяться. – Честное слово, за всю свою жизнь не видел ничего подобного.

– Ты ничего и не видел! – Взвизгнув, я спрыгиваю со стола, надеясь, что у меня получилось также изящно и грациозно, как у Женщины-Кошки.

– В этом не было ничего плохого, мило вышло.

– Ну и ладно. В смысле, спасибо. А что случилось? Я думала, ты на свидании.

– Мы с Ниной расстались.

ЧТО? Ох, как же мне хочется запрыгнуть обратно на стол и исполнить новый танец. Я хочу танцевать на крыше машины, которая едет по городу, чтобы все меня видели. Хочу бежать по пляжу, размахивая руками и крича: «I believe I can fly». Ар Келли, конечно, порядочный извращенец, но эта песня – она нечто. Я верю-ю-ю, что умею летать!

– Леле, ты слышала меня?

– А? Что? О, конечно, слышала. – Я беру себя в руки. – Мне так жаль, Алексей. Что произошло?

– С тех пор как мы переехали во Флориду, мы стали совершенно разными людьми. Идем разными дорогами. И она сильно расстроилась, когда я рассказал, как много времени провожу с тобой. Она попросила меня больше с тобой не дружить, но я так не могу!

– А-а-а-а!!! То есть ох, Алексей, мне так жаль. – Я изо всех стараюсь сделать расстроенный вид и обнимаю его за шею. И незаметно улыбаюсь, словно маньячка, только что вышедшая из психушки.

Несколько дней я гадаю, позовет ли Алексей меня на свидание, раз уж теперь он один, но карьерные успехи отвлекают. Понимаете ли, когда вы медийная персона, времени на парней почти нет. ШУЧУ. Разве можно представить меня такой отвратительной? Знаменитости вечно жалуются, что заниматься личной жизнью им некогда, потому что они одной работой и заняты, а когда не работают, то тусуются на вечеринках, на это столько времени уходит!

Если уж совсем начистоту, я подолгу просто сижу на диване и листаю Инстаграм и Твиттер, чувствуя себя ущербной. В Инстаграме у четырех типов людей есть потребность постоянно демонстрировать, как классно живут они и как убого – все остальные. Вот у этих:

ФИТОНЯШКИ

Ладно, я понимаю, вы занимаетесь йогой и употребляете только «суперчистые» продукты (что бы это вообще ни значило). Очень круто, что у вас обалденное тело и что вы им гордитесь, правда, но Господи, я не хочу постоянно видеть его в бикини с подписью большими буквами: «Я еще никогда не чувствовала себя так здорово!» с хештегами #Йогоняшки #ДевочкиКоторыеЗанимаютсяСпортом #Фитнес.