Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне на Кубе два года было…
— Ну учился же ты чему-то в институте? Лекция через неделю, готовься. А вот и пришли. Вон, пацанва тебя уже ждёт.
Событие сороковое
При простуде эффективнее пить не молоко с мёдом, а коньяк с медсестрой.
— Марина? Ты чего тут делаешь?
Левин вышел из… Левин бочком и ползком выгрузился из зелёной Волги и обнаружил сидящую на лавке у его подъезда демонессу Марину.
— Тебя, растудыт твою растак, где носит? — ответила вопросом на вопрос медсестра.
— Извини, любимая, с друзьями в спортзале задержался.
А чего, правда же!
Пацаны Костика не отпускали, тренер Костю не отпускал, потом ужин и его тётя Клава не отпускала. Пока он не взмолился, но и тогда она сунула ему в полотенце завёрнутый пирог и банку сливок трёхлитровую.
Всё, хватит жить, как попало, нужно переезжать в колхоз «Завет Ильича». Это же его колхоз. Он Ильич или не Ильич? Будет ходить по пыльным дорогам в дорогом импортном костюме, переедать каждый день и вскоре войдёт в категорию супертяжей и там всех на соревнованиях просто массой задавит.
— Тебе надо вечером повязку менять. Я тебя уже два часа жду.
— А позвонить?
— У тебя никто трубку не берёт, — зло выдала Марина.
— Да не может быть? Родители в Аргентине, я в колхозе. Странно. Я домовому на вид поставлю. Нефиг отлынивать от работы.
— Я думала, за хлебом там вышел, — надулась дьяволица и встала со скамейки.
Ох, держите меня семеро. Короткая юбка ноги показала целиком. От коренных зубов.
— Кхм.
Левин отвернулся. Лукомор обещал вернуть Марьяну.
Японский городовой! А как он её узнает? И как она его узнает? Она же будет в теле реципиента. Реципиентки. И!!!??? Как узнать? Да и он на Владимира Ильича Левина сейчас не больно похож. А куда в первую очередь пойдёт Марьяна? К их дому. И на стадион. И к их скамейке. Нужно там обязательно оставить для неё знаки. На скамейке, скажем, вырезать ножичком «Марьяна» и рядом… А что — номер телефона? Не пойдёт. «В шесть часов вечера после войны»? И ходить туда каждый день в шесть вечера. Прилично от его теперешнего дома. Ладно. Можно написать конкретно: «Среда в семь вечера». Уже план. И у подъезда то же самое намалевать, только время и день изменить.
— Пошли, Марин. Меня в колхозе вкусняшками завалили. Пирог ещё тёплый и сливками запивать будем. Сметаной сиречь. Пошли, сделаешь перевязку, а то я находился сегодня — еле ноги переставляю.
А потом была пытка. Короткая, но пытка. Марина прошла в открытую им дверь подъезда и умышленно стала подниматься перед ним на второй этаж, виляя всяким выпуклостями. Эх, где мои семнадцать лет? Ага, были в позапрошлом году. Но с дыркой в животе глупости глупить тяжело. И опять же — Лукомор обещал Марьяну. Нет. Это просто пытка — и ничего более. Месть ждуньи.
Всё же так себе из Марины медсестра. Она всё больно делает. Укол сейчас антибиотичный больно поставила — воткнула иголку в зад тощий Костиковый и потом ещё её туда пропихнула. Хоть вой. Хоть волком. Потом больно отдирала присохшую повязку. Потом больно промывала фурацилином. Потом… Потом всё это кончилось, и она привстала со стула, на котором сидела, меняя повязку, и умышленно бюстом Левина по носу припечатала. Не, это уже не больно. Но потом… Не, рано ещё такие упражнения делать. Не было потом.
Ели пирог с рыбой и запивали сливками. Умереть не встать, как вкусно.
— А молоко нельзя есть с селёдкой…
— И? — полусонно икнула Марина.
— А сливки с пирогом рыбным можно?
— Ик.
— Понял, не дурак.
Глава 17
Марьяна Ильинична
Событие сорок первое
Где умирает надежда, там возникает пустота.
Дукуна и Рея прибыли на следующий день, когда коробейник был ещё жив. Марьяна Ильинична просидела подле него весь вечер и всю ночь, обтирая прохладной тряпкой и отпаивая отваром. Думается, на том он и продержался так долго. Когда ведьма с ученицей вошли в избу, Левина бросилась к ним.
— Пожалуйста, прошу вас, вылечите его! Это же мой Володенька! Это очень важно!
— Мухоморов, штоль, объелась, пока нас не было? — проворчала Дукуна, стаскивая с себя заснеженный тулуп и веником отряхивая сапоги на меху.
— Нет. Это муж мой, понимаете? Я его узнала!
— Ну раз узнала, — неожиданно смягчилась старая ведьма. — Тогда надо выручать мужика. А то загнётся ещё, хорони его потом в мёрзлой-то земле. Копать умучаешься, пуп надорвёшь.
Старуха сноровисто разделась, ополоснула руки в тазу и умылась с дороги. Рия последовала её примеру, а затем принялась втаскивать в избу купленное на ярмарке. Мешки с зерном и крупами, сушёные фрукты и овощи. Марьяна Ильинична выглянула из окна — а там сани были доверху нагружены мешками с замороженным мясом и тюками сена. Эти самые сани отвязывал от общей упряжки сосед, с которым целительницы и ездили на ярмарку. Он даже денег с них за услугу брать не стал, махнул рукой и сказал, что всё равно собирался.
Такие добрые поступки селян случались всё реже, но душу грели всё сильнее. Мор бушевал по стране, и холод его не сдержал, напротив, вымирали теперь целыми семьями, а слухи о целительнице постепенно просачивались в окрестные поселения, и тропинку к перекособоченному дому беглянок снегом не заметало.
— Чевой туточки у нас? — подошла к мечущемуся в бреду мужчине Дукуна. — Ох, мать, тяжёл… Рия, подсоби. Одна-то я, мож, и не выдюжу.
Марьяне Ильиничне стало по-настоящему страшно. То, что Дукуна может кого-то не вылечить, она представляла с трудом.
За недели жизни рядом со старой ведьмой, Марьяна Ильинична привыкла к тому, что та всё умеет, всё знает, и на всё способна. И теперь тело Левиной покрылось липкой испариной. Ведь разве так может быть? Они с Володей только встретились. Только нашли друг друга… И снова потерять? От этой мысли стало не просто страшно. Жутко.
Когда горячечное мужское тело окутал колдовской свет, она сжала руки в кулаки и мысленно взмолилась. Кому? Левина не знала. В бога она не верила, считала религию кровоточащей язвой на теле общества, вредоносной и незакрывающейся. Ведь доброта, принятие, любовь — они не от бога, от человека. Это Марьяна Ильинична знала по себе. Может, когда-то раньше была нужна религия, выполняла роль законов. А теперь? Теперь нужна наука, взаимоподдержка и трудолюбие. И вера нужна не в высшие силы, а в себя, в близких, в свою родину.
Но сейчас, в этот отчаянный момент, Марьяна взывала к высшей силе. И отрицать её наличие теперь не могла — иначе как бы она оказалась тут, в другом мире, в теле сдавшейся девушки, что погасила свою Искру от безысходности.
И высшая сила Марьяне ответила. Даровала то, что она так отчаянно просила.
Володя пришёл в себя к вечеру. Сел, удивлённо оглядел незнакомую избу и трёх пьющих горячий травяной отвар женщин.
— Володя, это я, Марьяна, — по-русски сказала Левина, села рядом с ним и ласково погладила по тёмным волосам с небольшой проседью.
Он ошеломлённо воззрился на незнакомую девушку и вдруг наклонился к ней и крепко поцеловал. Совсем не так, как раньше, но от того не менее сладко.
— Володя, перестань, неприлично же! — радостно улыбнулась Марьяна, вглядываясь в незнакомые черты.
— Чего? — ошалело спросил мужик на местном наречии.
— Володя, это я, Марьяна, — чуть напряжённо ответила Левина, ища в чужих глазах проблески узнавания.
— Чёт не по-нашенски лопочет, — пробормотал тот и снова хотел было полезть целоваться, но Марьяна Ильинична удивлённо отпрянула и непонимающе уставилась на спасённого ею незнакомца.
— А ты уверена, что это муж-то твой, а? — с любопытством спросила Дукуна.
— Я ничей не муж, — нахмурился коробейник. — Торговец я. Плохо мне стало, я к целительнице шёл. Говаривают люди, что поселилась одна в Багеблуге, стал быть. Вот я и шёл к ней, мор вытравить. Стал быть, не брешут люди-то… Чудеса…
Разочарование оглушило. Перед глазами Левиной поплыли тёмные круги, а руки мелко затряслись, как у больной старухи. Дукуна сочувственно посмотрела на огневичку и подвела итог:
— Обшиблась, стало