Он подвел меня к окну, и я, упершись руками в края, выглянулнаружу. Кровь с силой пульсировала в моих венах, меня трясло как в лихорадке, ия прислонился лбом к холодному железу решетки.

Далеко-далеко внизу я увидел темный силуэт горы, поросшейгустым лесом, деревья которого мерцали в слабом свете звезд.

За горой широко и беспорядочно раскинулись огоньки города,плававшие и утопавшие, казалось, не во тьме, а в мягком сиреневатом тумане.Повсюду сверкал подтаявший снег. Крыши, башни, стены… мириады фрагментов всехоттенков голубого, розовато-лилового и розового.

Это был постепенно разраставшийся большой город.

Я прищурился и увидел миллионы светящихся окон, больше того– я сумел отчетливо разглядеть двигающихся людей. Крошечные люди на крошечныхулочках, их головы и руки. Они касались друг друга в темноте. Одинокая фигурка– всего лишь маленькое пятнышко – взбирается на продуваемую всеми ветрамиколокольню. Миллионы душ на мозаичной поверхности ночи… Потом сквозь мягкуютолщу воздуха до меня донесся слабый гул огромного количества одновременнозвучащих человеческих голосов. Крики, пение, тихое звучание музыки,приглушенный звон колоколов…

Я застонал. Легкий ветерок шевелил волосы на моей голове, ия услышал свой голос, но он показался мне совсем не таким, как прежде.

Видение города рассеялось. В лиловых сумерках угасающего днясреди причудливо переплетающихся теней исчезли толпы людей, заполнявшие егоулицы.

– Что же вы сделали? Что вы мне дали? – едваслышным шепотом спросил я.

Казалось, я даже не делал пауз между словами, они слетали смоих губ единым потоком, пока наконец не слились в сплошной плач, усилившийодновременно и ужас и веселье, царившие у меня в душе.

Теперь для меня не имело никакого значения, существует ли насамом деле Бог. Он остался частью мрачного и унылого царства, все сокровищакоторого были давным-давно разграблены, тайны раскрыты и в котором давно ужепогасли все огни. А истинный центр жизни, вокруг которого вращается все, былтеперь здесь. И скорость вращения, ощущение, которое испытываешь, находясь вэтом центре, забыть невозможно…

За моей спиной послышался звук шагов чудовища по каменномуполу.

Обернувшись, я увидел бледное, без единой кровинки, лицо,больше напоминающее высушенную маску. Словно страдая от невыносимой боли, онпротянул руки и обратил ко мне налитые кровавыми слезами глаза.

Я прижал его к своей груди и в этот момент почувствовал кнему такую любовь, какую не испытывал ни к кому прежде.

– Разве ты не понял? – услышал я хриплый голос, вхарактерной для него манере произносящий слова единым потоком, без пауз. –Ты мой наследник, избранный, чтобы принять от меня Темный Дар. Какое жепрекрасное выйдет из тебя Дитя Тьмы – ведь в тебе вдесятеро больше твердости исмелости, чем в любом другом человеке!

Я поцеловал его веки и принялся гладить и перебирать темныеволосы. Он больше не казался мне уродливым и отвратительным. Теперь он былпросто странным незнакомцем с очень белой кожей, значившим для меня гораздобольше, чем предостерегающе вздыхающие деревья за окном и манящие издалекамерцающие огни города.

Впалые щеки, длинная шея, тонкие ноги… все это былонеотъемлемой частью его существа.

– Нет, мой птенчик, – вздохнул он, – оставьсвои поцелуи для других. Пришло мое время. А от тебя теперь не требуетсяничего, кроме почтения и уважения ко мне. Ступай за мной.

По винтовой лестнице он повел меня куда-то вниз, и я синтересом рассматривал все, что попадалось нам по пути.

Стены, сложенные из необработанного камня, казалось,излучали свет. Даже крысы, сновавшие мимо нас в темноте, обладали в моих глазахнекой странной красотой.

Открыв толстую деревянную, обитую железом дверь, он передалмне тяжелую связку ключей, и мы вошли в просторное пустое помещение.

– Как я уже сказал, теперь ты мой наследник, –обратился он ко мне, – а потому ты станешь владельцем этого дома и всехмоих сокровищ. Но сначала ты должен сделать то, что я тебе скажу.

Сквозь зарешеченные окна мне было видно бескрайнее небо,купающееся в лунном свете, и мерцание городских огоньков, словно город тянулсявширь без конца и без края.

– После этого ты сможешь досыта насладиться всем, чтоувидишь, – продолжал тем временем он, заставляя меня повернуться лицом ксложенной посреди комнаты огромной куче дров, перед которой он стоял.

– Слушай меня внимательно, – сказал он, –потому что я скоро тебя покину. – С этими словами он небрежно махнул рукойв сторону лежащей на полу кучи. – А есть вещи, которые тебе необходимознать. Теперь ты бессмертен. Пройдет совсем немного времени, и твое естествоприведет тебя к твоей первой человеческой жертве. Ты должен действовать быстрои безжалостно. Но при этом не забывай, что, какое бы удовольствие ты нииспытывал, ты обязан прервать свой пир, прежде чем сердце жертвы перестанетбиться. С годами ты обретешь силу и научишься безошибочно распознавать этотмомент, но сейчас просто умей вовремя отставить в сторону кубок, прежде чем онопустеет. Иначе тебе придется дорого заплатить за свою гордыню.

– Но почему же ты хочешь оставить меня? – прильнувк нему, в отчаянии воскликнул я. «Жертва», «безжалостный», «пир» – эти словасыпались на меня, словно удары.

Он отстранился от меня так легко и стремительно, что моимрукам стало больно. Я удивленно уставился на них, недоумевая, почему больпоказалась мне такой странной, совсем не похожей на ту, которую обычноиспытывает человек.

Тем временем он остановился и указал на противоположнуюстену. Взглянув на нее, я заметил, что один из камней, из которых она быласложена, сдвинут с места и примерно на фут выступает из поверхности стены.

– Ухватись покрепче за этот камень и вытащи его изстены, – приказал он.

– Но я не смогу, – ответил я, – ведь онвесит, наверное, не меньше…

– Вытащи! – повторил он, и на лице его в тотмомент было такое выражение, что я не посмел ослушаться.

К своему величайшему удивлению, я с легкостью вытащилкамень. За ним я увидел темное отверстие, в которое вполне мог ползкомпроникнуть человек.

Издав сухой дребезжащий смешок, он кивнул головой.

– Это, сынок, и есть проход к моим сокровищам, –сказал он. – С ними, как и со всем остальным моим земным имуществом, тыможешь поступить так, как тебе заблагорассудится. Но сейчас ты должен дать мнеклятву.