российских императоров, и Смольным — Институтом благородных девиц — в петербургском Басковом переулке стоит малоприметный угловой дом.

Зимний дворец, большое здание XVIII в. в стиле барокко, становится всемирно знаменитым, когда вооруженные революционеры в ночь с 25 на 26 октября 1917 г. (по григорианскому календарю — в ночь с 7 на 8 ноября) штурмуют здание. В нем заседает Временное правительство. Его министров без борьбы арестовывают. Это бескровное занятие дворца в последующие десятилетия будет называться «Октябрьской революцией», а позднее, после того как Сталин даст событию новую историческую оценку, год от года торжественно будет отмечаться как «Великая Октябрьская социалистическая революция». Штурм бывшей царской резиденции считается событием, изменившим мир, — и таковым он и был.

Смольный институт, построенный в начале XIX в. в стиле классицизма на территории бывшего «Смоляного двора» российского деревянного флота, также становится всемирно знаменитым. Здесь революционеры с первого дня революции устраивают свою штаб-квартиру. Это место работы Ленина в течение 124 дней, пока правительство не переедет в Москву, новую столицу победоносной советской власти, чтобы с этого момента три четверти века править в тамошнем Кремле.

Оба крупных здания в Петрограде в последующие 8 десятилетий вновь и вновь подробно описываются в книгах по истории. На всех городских планах и в каждом путеводителе их отмечают совсем по-особому.

Напротив, «маленький» дом в Басковом переулке на углу Сергиевской не упоминается нигде — совершенно несправедливо: этот пятиэтажный, внешне неприметный многоквартирный жилой дом в широкой излучине Невы имеет важное отношение к двум другим, всемирно известным зданиям. В этом доме близ Преображенской церкви и казарм лейб-гвардии Преображенского Его Величества полка заканчивается длинная германо-российская денежная линия из Берлина в Петроград.

Здесь, в Басковом переулке, в IX (Литейной) петроградской городской части, живет почти незаметно ближайшее доверенное лицо Ленина, польский адвокат д-р Мечислав Козловский. К нему стекаются все германские деньги для финансирования запланированной Лениным революции.

Угловой дом имеет входы и выходы на соседней улице. Это очень удобно, т. к. в одну дверь дома входит некто — что бы он ни имел с собой, — а из другой двери, «за углом», выходит другое лицо, что бы оно ни уносило. Угловой дом в Басковом переулке — почти идеальное место для денежных курьеров. Все происходит очень спокойно и незаметно для уличных прохожих этого тихого городского района, называемого также «дворянским».

Конечно, для ленинского «главного кассира» Козловского было бы гораздо проще, если бы он мог спокойно прогуляться в течение четверти часа от углового дома до кайзеровского германского посольства близ Адмиралтейства, чтобы там самому забирать «кайзеровские миллионы» наличными или через банковский аккредитив. Но так уж просто дела не делаются. Поэтому необходимы длинные обходные пути и сбивающие с толку маскировки, германские деньги для партийной кассы большевиков нужно «отмывать» по возможности чище, прежде чем они достигнут петроградского углового дома.

К важнейшим денежным курьерам принадлежит Евгения Маврикиевна Суменсон. Модно одетая молодая женщина работает бухгалтером в петроградской конторе скандинавской торговой фирмы «Фабиан Клингсланд АО», через которую для России импортируются и переправляются дальше вглубь страны различные товары. Фирма представляет собой для Гельфанда своего рода дочернее предприятие и принадлежит к его обширной сети заведений для купли и продажи. Она официально зарегистрирована и занимается прежде всего торговлей товарами, которые срочно необходимы в России в эти военные годы. К ним принадлежат медицинское оборудование, медикаменты, текстиль.

Евгения Суменсон, родственница Ганецкого, устроена в Петрограде им по договоренности с Гельфандом. Нанес можно положиться. Это персональное назначение одобряет и Александра Коллонтай, ведь жизнерадостная и совсем «аполитичная» молодая женщина совершенно не вызывает подозрений у неопытной новой российской тайной полиции. — Правда, это, как вскоре выяснится, в корне изменится.

Евгения Суменсон имеет в Петрограде доверенность от фирмы «Клингсланд», она знает и контролирует по указаниям Ганецкого из Стокгольма все движения на счетах. Это касается прежде всего деловых счетов в Сибирском банке в Петрограде, который называют также Русско-Азиатским банком. Оптовое предприятие Гельфанд — Ганецкий заводит для молодой женщины, не вызывающей подозрений, несколько частных счетов. Туда Гельфанд и Ганецкий переводят денежные суммы, отправляемые из их копенгагенской «Торговой и экспортной компании». Трансферты производятся через шведское банковское учреждение «Ниа Банкен» в Стокгольме и через «Ниа Банкен» в Копенгагене как на счета «Клингсланда», так и на личные счета Суменсон в Сибирском банке в Петрограде. Оттуда Суменсон снимает деньги наличными или чеками и приносит купюры или чеки в угловой дом к Козловскому. Затем Козловский непосредственно направляет деньги в «партийную кассу» революционеров. Для маскировки, в качестве нормальной выручки от продажи импортных товаров, денежные суммы переводятся также из Петрограда в Стокгольм или Копенгаген и затем, заново декларируемые, опять возвращаются в Петроград через оба банка в Стокгольме и Копенгагене. «Отмытые» таким образом, новые источники перевода в нейтральных скандинавских столицах и портах выглядят чисто коммерческими отправителями.

В узком кругу возникает слух, что Суменсон появляется в угловом доме у Козловского не только с целью отдачи денег, но что у обоих здесь имеется «под одной крышей» и совместная квартира. Однако это ни в коей мере не мешает работе на «денежной линии Гельфанд — Ганецкий — Суменсон — Козловский». У тайной полиции Временного правительства не возникает подозрений, и полковник Борис Никитин, шеф тайной полиции, не располагает, во всяком случае в это время, никакой конкретной информацией. Его, как и его вновь назначенного премьер-министра Керенского и министра юстиции Переверзева, бесит, что он вновь и вновь слышит о германских деньгах, текущих из Берлина в кассу большевиков. Хотя он твердо верит в существование этого денежного трансферта, ему не удается найти никого, кто мог бы привести его к неопровержимым доказательствам. — Аппарат его тайной службы функционирует далеко не достаточно эффективно.

Полковник Никитин, конечно, знает, что большинство курьеров должны прибывать через лазейку в Хапаранде — Торнио. Поэтому он настойчиво внушает начальнику пограничной станции Торнио лейтенанту Борисову, что нужно, наконец, «выловить» подозрительных лиц, находит два тайных места близ Торнио, где люди нелегально переходят границу, но удается поймать лишь контрабандистов-коммерсантов. «Политические» нарушители границы и курьеры, на которых столь падок полковник в Петрограде, не попадают в сеть.

На совещании у министра юстиции Переверзева полковник Никитин вступает в более тесный контакт со своим финским коллегой. Шеф Финского национального контрразведывательного бюро предоставляет Никитину доверительную информацию, что два сельских дома в российско-финском Выборгском пограничном округе используются как места для контактов многими путешественниками между Хапарандой-Торнио и Петроградом. Там часто видели и Александру Коллонтай. Никитин следует указанию и реагирует немедленно.

«Я выбрал для этой работы хорошо подготовленного и деятельного