— Я не хочу брать это дело исключительно на мою ответственность, — говорил Чонка, — там, — он сделал неопределенный жест, — могут не понять, почему вместо того, чтобы приумножать количество наших людей, я уничтожаю их.

— Ванда не наша, — заметила женщина.

— Это верно, — согласился ксендз, — но ведь скажут, что я мог бы не убивать ее, а завербовать.

— Правда, — согласилась женщина, — а почему бы нам не завербовать ее?

— Боюсь, — в голосе ксендза послышались страх и злоба, — я знаю, что она все равно предала бы нас.

— Догадывается?

— Да, Ванда бросила мне в лицо обвинение… Она назвала меня убийцей ее отца. Боже, разве мог я думать, что смерть старого идиота создаст мне столько хлопот. Я уверен, она знает о существовании туннеля, она упоминала о черном кресте. Пани Мария, скажите, как же мне быть?

Женщина деловито и холодно сказала:

— Мы головой отвечаем за безопасность маршрута «Дрисса». Ванда может знать о нем и предать нас. Ванда должна умереть. Я объясню им, что ликвидировать ее было необходимо.

— Благодарю вас, — облегченно прошептал Чонка.

Женщина продолжала:

— От яда на этот раз придется отказаться… Лучше, если бы с Вандой случилось какое-то несчастье…

— Понимаю, — озабоченно сказал ксендз, — я над этим подумаю.

Мария предупредила:

— Не опоздайте, ее надо опередить. Если она успеет пойти к чекистам — мы пропали.

— Не успеет, — заверил Чонка, — завтра Господь призовет ее к себе. А теперь я должен возвратиться в мой дом.

«Завтра Господь призовет ее к себе!» Медлить было нельзя — до завтра, о котором говорил Чонка, осталось всего несколько часов…

Пчелин бросился вон из парка, перепрыгнул через ограду, и в тот же миг его тихо окликнули. Подошел майор Торопов.

— Я беспокоился за вас, — сказал он, — куда вы так стремительно бежали?

Пчелин с облегчением вздохнул — встреча с товарищем сейчас оказалась как нельзя кстати. Он поделился своими соображениями.

— Это риск, — с сомнением произнес Торопов. — Однако вы, пожалуй, правы, иного выхода нет, она должна понять вас. Идите к ней, я буду ждать вас поблизости.

Сначала Пчелин подумал, что это ему кажется, но, внимательно присмотревшись, отчетливо различил в темноте сутану ксендза, тот спешил к домику, в котором, как это знал капитан, проживала Ванда.

В первое мгновенье Пчелин не понял, зачем Чонка спешит туда, не хочет же он немедленно наброситься на девушку и убить ее… Но вслед за тем у Пчелина мелькнула новая мысль, заставившая его опрометью броситься вперед: а почему бы в самом деле Чонке не попытаться избавиться от Ванды сегодня же? Что, собственно, мешает ему уже сегодня — сегодня, а не завтра — привести в исполнение свой замысел? Именно страх и может толкнуть его на немедленное действие.

Пчелин решил во что бы то ни стало опередить Чонку.

В окно пробивался свет, Ванда дома. Пчелин проскользнул к двери и быстро вошел в комнату. Девушка сидела за столом. При виде незнакомца Ванда с испугом вскочила на ноги.

— Помогите запереть, быстро! — шепнул ей Пчелин. — Нельзя, чтобы он вошел сюда.

В его голосе было что-то, заставившее ее повиноваться, — еще не придя в себя от неожиданного визита, она подбежала и задвинула огромный засов. И вовремя — послышались торопливые шаги, кто-то с силой рванул дверь с той стороны. Пчелин и Ванда стояли не шевелясь. Дверь продолжали дергать. Послышалось приглушенное проклятие.

— Это Чонка… — шепнула девушка удивленно.

— Да, он, — подтвердил Пчелин. — И знаете, зачем он пришел? Чтобы убить вас так же, как ранее он убил вашего отца.

Неслышно они отошли в глубь комнаты и опустились на диван у стола. Чонка продолжал возиться у входа, он еще рассчитывал проникнуть в помещение.

Пчелин вполголоса рассказал девушке о свидании в часовне, свидетелем которого он оказался совсем недавно.

— Говорите, Мария? Ну, если появилась Мария, значит, они действительно решили убить меня. — Ванда зябко передернула плечами. — Но почему Чонка тотчас пошел ко мне?

— Они боятся опоздать, — сказал Пчелин и, видя, что она не понимает, пояснил: — Опасаются, что вы успеете побывать в Управлении государственной безопасности и…

— Обвинить их в смерти моего отца?

— Нет, — и открыть там тайну черного креста.

— Черного креста? — девушка в ужасе вскочила на ноги. — Они догадались…

— Да, они почти уверены, что ваш отец посвятил вас в эту тайну. — Пчелин взял девушку за плечи и усадил ее на прежнее место. И почти в то же мгновенье она сдавленно вскрикнула и в страхе отшатнулась назад. Пчелин проследил за ее напряженным взглядом — там, за окном, стоял ксендз Чонка. Прильнув к стеклу, он, по-видимому, пытался рассмотреть Ванду. Он смотрел прямо в ту сторону, где за столом сидели Пчелин и Ванда, но, как понял капитан, в полутьме видеть их не мог.

Прошло минут пять. Ксендз отошел от окна, шаги его замерли.

— Вы спасли мне жизнь, — Ванда поднялась и крепко пожала капитану руку. — Сейчас же пойду к чекистам и открою им все. — Она шагнула к двери, но Пчелин удержал ее.

— Вам никуда не надо ходить, — произнес он и протянул ей свое служебное удостоверение. — Говорите, Ванда.

Она тяжело опустилась на прежнее место, казалось, силы опять покинули ее, потом заговорила.

Все было так, как и предполагали Пчелин и Торопов: отец девушки был верующим католиком, полностью доверял ксендзу Чонке, выполнял, не задумываясь, любое его поручение, — эта-то доверчивость и погубила старика… Чонка связал его с подозрительными людьми, посылая на ту сторону границы с заданиями, о сути которых он и понятия не имел. Ксендз доверил старику тайну черного креста, заставив принести клятву в том, что он никогда и никому не откроет ее. Чонка играл на фанатичной религиозности человека, — он нуждался в преданном помощнике. Старик долго искренне верил, что тайной тропой на территорию Советского Союза с его помощью пробираются католические священники, призванные нести людям проникновенное слово Божие, наставлять их на путь истинный. Тайну черного креста — пути под Бугом, старик считал исключительно церковной. Ему и в голову не приходило, что служба ксендзу несовместима с его гражданским долгом. Но постепенно все изменилось. Началось с того, что повзрослевшей, вернувшейся с учебы из Минска Ванде бездумная преданность старика-отца католическому попу показалась оскорбительной и опасной, она стала выспрашивать его и тем самым заставила задуматься о многом. Старик впервые усомнился в том, что получаемые им от Чонки поручения носят церковный характер. Он припомнил, как однажды вместе со «святым отцом» встречал пришедшего с той стороны человека, в личности которого не мог сомневаться, — тот «посланец католической римской церкви» в прошлом служил в гестапо, занимался уничтожением мирного населения в оккупированном Пореченске. Чонка встречал его с подобострастием, а потом тот ушел с пани Марией и больше не появлялся. Старик не мог скрыть своей растерянности от этой встречи и, конечно, поделился сомнениями с ксендзом, однако тот постарался заверить его, что он ошибается, не гитлеровца он видел, а известного в Ватикане миссионера. Сторож не знал, что и думать, и замолчал. Позже Ванде он сказал, что тогда впервые не поверил Чонке. А совсем недавно, будучи по его поручению на той стороне границы, старик встретился с хорошо знакомой женщиной, занимавшейся переброской людей по тайной тропе через нашу границу. Будучи пьяной, женщина грубо высмеяла наивность старика: то, что он со всей убежденностью верующего католика воспринимает и хранит как тайну черного креста, на самом деле имеет кодированное наименование маршрут «Дрисса», по которому могут проникать шпионы. Только на днях прошел эсэсовский ублюдок, которого он и сам должен помнить еще с оккупации, недаром и кличку ему дали — Палач. Старик пришел в ужас и все рассказал дочери. Но продумать и решить, как им следует поступить, что делать, — они не успели, не прошло и двух дней после этого, как отец Ванды скоропостижно скончался. Правда, он заходил в прокуратуру, но чего-то испугался и ушел оттуда, так никому ничего и не сказав. Ванда, не имея понятия о происшествии с Годдартом и его спутницей, наверное, той самой женщиной, что информировала ее отца о маршруте «Дрисса», решила, что отец не сумел скрыть от ксендза того, что он прозрел, и в результате был уничтожен.