За поворотом уже виднелся освещенный штрек и бежать стало легче. Впереди тряслись военные силуэты, сзади слышался топот, а совсем далеко металось по узким кишкам земли, усиливалось и приближалось страшное дудковское «ура».

Когда все вырвались на свет, оказалось, что забег возглавляет капитан Волков. Он был без фуражки, по виску его текла кровь, а глаза выражали безумие. Он на секунду растерялся, выбирая направление — направо или налево и рванул налево, в сторону казармы.

Дудковцы же добрались до поворота, и контуры последних удирающих стали им очень хорошо видны. Раздались выстрелы. Пуля ударила в спину солдатику, бежавшему рядом с Мишей, и тот беззвучно распластался на полу носом вперед. Шмидт прибавил ходу. Савельев был жив и опережал его.

— Ни шагу назад, бесстрашные бойцы! Впереди стояли двое часовых, направив в отступающих стволы ППШ. Один из них выпустил короткую очередь. Перед ногами Волкова пробежали фонтанчики пыли. Он нелепо затормозил, отклячив задницу и растопырив руки, растерянно бормоча:

— Ни шагу… ни шагу…

На него кто-то наткнулся, оба упали. Об них стали спотыкаться. А сзади в штрек уже высыпали дудковцы. Миша оглянулся. Враги были не монстрами, а такими же малоупитанными людьми в синей с белым форме, с такими же винтовками.

Несколько дудковцев опустились на одно колено, вскинули оружие.

— Ни шагу назад! — заорали зотовские автоматчики. — В атаку на врага!

Раздались две очереди. Один солдат упал, схватившись за ногу, но тут же попытался подняться, другой выгнул простреленную грудь колесом и рухнул в последних корчах.

Тиски! Заградотряд!

— В своих, суки?! — услышал Миша собственный крик, поднял винтовку и сделал, не целясь, второй выстрел в сегодняшнем бою.

На переносице автоматчика вспыхнул огромный красный прыщ, он изогнулся, выпустив последнюю очередь в потолок и скрючился неподвижно у ног товарища. Второй автоматчик в недоумении посмотрел на упавшего и тут же был пригвожден остервеневшим впередсмотрящим Чугунко посредством штыка к стене.

Они бежали по мрачным коридорам до самой казармы, хотя их больше не преследовали. Дудковцев где-то остановили, или те остановились сами.

Савельев и Шмидт забрались на свои места на нарах. Миша зарылся в одеяльное тряпье с головой, тяжело, хрипло дыша и судорожно сжимая винтовку. Вот так по-детски, с головой под одеялом, — и все страхи уходят. Разумом он бы понял, что это глупо и странно, но разума не было, остался где-то там…

Непонятно, как он даже заснул, и его разбудила только команда строиться. С лицами в пороховой копоти, грязный и помятый, выстроился уцелевший экипаж.

Буревестник Чайковский вместе с незнакомым офицером принялись считать непострадавших. Оказалось семнадцать человек. Выходит, в первом бою за безымянную высоту, за безымянный, совершенно пустой коридор, экипаж уменьшился наполовину.

Затем отобрали оружие. У Михаила пальцы словно приплавились к винтовке, и Чайковскому пришлось приложить усилия, чтобы вырвать ее у Шмидта из рук.

Индивидуальное стрелковое оружие образца 1891 года при всей своей древности было удобным, приятно, черт побери, облегающим контуры плеча, руки, щеки, как подушка с матрасом. После школьных занятий начальной военной подготовкой Мише иногда снилось, что он держит сам ложащийся в ладонь пистолет, идет навстречу какой-то опасности и хорошо себя чувствует. Или целится из винтовки. Но главное не цель, а само прицеливание, облагороженное приличным поводом объятие с оружием. Как бывает приятнее ожидание оргазма, а не сами секунды завершения.

Толкователь снов Фрейд считал оружие символом полового члена и почему бы не принять подобное мнение за истину? В этих жестких объятиях, в этих сурово пахнущих машинным маслом ручных манипуляциях не было ничего гомосексуального, скорее было нечто сродни онанизму. Средство эротической агрессии, направленное не на продолжение рода, а наоборот. Интересно, встречался ли крайний тип сексуальных преступлений — изнасилование женщины заряженным ружейным стволом?

Женщинам, должно быть, оружие не снится. Сегодня проклятый каинов грех свершался не во сне, а наяву. Сегодня в поединке со смертью он случайно победил. Сегодня он лишил жизни человека, собиравшегося сделать то же самое с ним. Девятиграммовая свинцовая дура легко все решила. Миша Шмидт стал убийцей. Теперь он, наверное, никогда не сможет сыграть на сцене роль, никогда не напишет никакой хорошей строчки. Убийцы должны убивать дальше или каяться. Или все-таки плюнуть и жить дальше?

Он не хотел, не мог отдать Чайковскому трехлинейное средство эротической мужской агрессии. И когда все-таки отдал, упал в обморок.

Его быстро привели в чувство. Он снова стоял в строю и чувствовал, как это, оказывается, удобно — стоять в строю.

Капитан со звездочкой Героя Советского Союза на уди и майорскими звездочками на погонах обвел Шеренгу удавьим взглядом особиста и произнес:

— К борьбе за дело Зотова будь готов? — произнес почти по слогам, точно припечатывал каждое слово кнопкой, но на последнем кнопка погнулась и получилась неуверенная интонация.

— Всегда готов, — нестройно прогудела шеренга.

— Мое имя капитан Галактионов. Я буду командиром вашего экипажа до окончания расследования дела капитана Волкова, допустившего преступную трусость в бою, измену зотовской партии и родине, выразившуюся в позорной сдаче дудковским оккупантам стратегически важного участка фронта, а также недопустимых огромных потерях в живой силе и технике. Мне стало известно, что в ваши ряды проникло немало матерых дудковских шпионов, прошедших специальную подготовку по диверсиям и провокациям. Условия военного времени не позволяют нам заниматься скрупулезным выявлением предателей и вражеских агентов в вашем экипаже, поэтому все раненые, находящиеся сейчас в госпитале, будут расстреляны после выздоровления, а вы будете расстреляны немедленно. Равняйсь! Смир-р-рна! Напра-во! В столовый грот на ужин шагом марш!

Что такое? В одуревшей от этой жизни голове мысли метались, как пули в темном штреке. Ужин вдруг дают. Хотя, впрочем, обед провоевали. Но как совместить ужин с расстрелом? Здесь принято казнить на сытый желудок? Или во время еды? Фу, как грязно. А может быть, пища будет отравленной? Или расстрел показательным? Или это станет шоу, вроде кордебалета, для прочих ужинающих героев?

Плененным мозгам уже не хватало сил выскочить из этого круга идиотизма. Они лениво размышляли: что будет сначала — расстрел или ужин, а ноги покорно переступали — топ, топ.

На ужин была перловка с тушенкой и галетами. Запивалось все это теплой желтоватой водой.

Перед отбоем объявили новое построение. Капитан Галактионов убийственно зыркнул по двум шеренгам смертников и торжественно отчеканил:

— Мое имя капитан Галактионов. Я буду командиром вашего экипажа до выздоровления раненного в неравном бою капитана Волкова, представленного к награде. Вашему экипажу предоставлен отдых. Завтра заступаете на дежурство в родильное подразделение военно-полевого госпиталя для оказания медицинской помощи. Хотя… всё.