На сегодня лучше всего было отказаться от попыток что-либо сообразить.

Сон был исполнен духоты, отчаяния и страха. У людей в темной пещере светились тела в самых уязвимых местах — грудь, живот, голова. Фосфоресцирующие колобашки метались во все стороны. Миша нещадно и с удовольствием колол в них штыком. Некоторые гасли, но взамен появлялись все новые и новые. Они теснили его, разряжались в него штыковыми разрядами. И деваться было некуда, только прыгнуть в воду. Там почему-то стало легче дышать.

Потом он с Катей оказался на берегу моря. Над ними было настоящее вечернее небо. Гаснущее красное солнце садилось в тучу. Море свободно шевелило мокрыми ласковыми волнами. Катя была голая. Она кокетливо вздрагивала, когда вода достигала ее сосков. Миша звал ее плыть, но она боялась.

Наутро они опять узрели капитана Галактионова. Миша шепнул Савельеву:

— Сейчас скажет: «Мое имя капитан Галактионов. Я буду командиром вашего экипажа. Капитан Волков, как самый жирный, отправлен на мясопереработку. Вас будут кормить десять раз в день, а потом тоже отправят…»

— Равняйсь! Смирно! На политинформацию уверенной поступью созидателей не в ногу шагом марш!

Здесь никогда не ходили в ногу. Все-таки каменные своды — мало ли чего. Миша шел и радовался, что еще не отупел окончательно.

Их провели мимо выставочного грота, мимо стены дацзыбао. Еврей-писарь был на боевом посту. На этот раз надпись была то ли не на русском, то ли являлась отрывком художественной прозы: «- Послушай, Врукк, Махура и Ландвойгт засыпались! Кайзер зажал ему…»

Актовый грот оказался довольно обширным. Его освещали целых четыре лампочки. Еще две были, видимо, перегоревшими. Из камней примерно одинаковой величины было составлено несколько зрительских рядов. Кое-где на них положили доски. В зале находилось довольно много впередсмотрящих военных. Стоял мерный гул неуставных разговоров. Экипаж уселся.

— Сейчас, блин, небось доложат об огромных потерях дудковцев в живой силе и технике, — шепнул Саша, — и о каком-нибудь подвиге капитана Волкова.

— Наверняка, — согласился Миша.

— Слушай, идея. Здесь, похоже, принято доверять любой чуши. Давай придумаем какую-нибудь стратегическую чушь и попросимся в разведку. Фонари получим, а там…

— Не уверен. Тс-с-с.

Установилась гробовая тишина. На сценическое возвышение вышел главный политрук адмирал Кукарека.

— Товарищи героические защитники, впередсмотрящие и буревестники, рулевые и капитаны, с повышенным вниманием руководствующиеся решениями… — Он закашлялся. Откашлявшись, прочистил горло и сплюнул. Достал из кармана бумажку и стал читать: Сообщение Главного командования Народной армии. Главное командование Народной армии Корейской Народной Демократической Республики сообщило сегодня, что соединения Корейской Народной армии и части китайских народных добровольцев на отдельных участках Западного и Центрального фронтов продолжали вести оборонительные бои, отбивая атаки противника и нанося ему серьезные потери в живой силе и технике. Сегодня зенитные части Народной армии и стрелки — охотники за вражескими самолетами сбили восемьдесят два и повредили сто двадцать четыре самолета противника.

— Блядь, а мы-то вчера… — прошептал Савельев, и на него оглянулись.

Адмирал развернул другую бумажку:

— Успехи металлургов. Зотовск. Вдохновенно трудятся металлурги Зотовского комбината имени Зотова. Сотни тонн чугуна сверх плана выдали доменщики только за время праздничной вахты. Коэффициент использования объема доменных доведен до ноль семьдесят шесть вместо ноль восемьдесят по норме. Мастера домны тэтэ Зекцер, Герасимов и Мартынов с начала месяца выплавили несколько сот тонн чугуна сверх плана. Сотни тонн сверхплановой стали дали за эти дни сталевары. Коллектив второго мартеновского цеха снял с каждого квадратного метра пода печи на девятьсот двадцать кэгэ металла больше, чем предусмотрено нормой. Сталевары тэтэ Журавский, Лучшев и Нехорошев почти вдвое перевыполняют задания. Коллектив зотовских металлургов, воодушевленный историческими решениями двадцатого съезда зотовской партии, самоотверженно борется за досрочное выполнение годового плана.

Кукарека сделал паузу. Слышалось только сдержанное дыхание живых организмов, покашливание, биение, сопение. Очень хотелось закричать: «Да что же вы слушаете, что же вы делаете, люди?! Кто запер вас здесь, в подземной ловушке, и законсервировал?» Кукарека подержал всех еще немного в тишине и сказал без бумажки:

— Коллектив зотовского ударного фронта боевой обороны горячо одобряет и поддерживает исторические решения товарища Зотова и передает братский привет трудовому успеху зотовских металлургов. Мы должны шире распространять их передовой опыт. С завтрашнего дня мы встаем на боевую вахту и обязуемся убить дудковцев на сорок восемь процентов больше, чем предусмотрено нормой.

Кукарека яростно захлопал в ладоши. Разразились общие аплодисменты. Сидевший перед Шмидтом и Савельевым Чугунко, ничтоже сумнящеся зарезавший вчера своего автоматчика, заорал в ухо товарищу справа:

— Молодцы зотовские металлурги!

Савельев набрался храбрости и поднял руку со своей инициативой. Поднялась также еще чья-то рука. Адмирал не обратил на них внимания. Он достал третью бумажку. По рядам прокатился сдержанный гул удовлетворения. Видимо, политинформационный отдых необычно затягивался.

— Зачем Даллес явился в Париж? — спросил Кукарека и задумался. — Нет. Сообщение главного командования… А! Сегодня из Будапешта сюда прибыла на гастроли группа артистов Венгерской Народной Республики. Среди приехавших мастеров венгерского искусства — дирижер Янош Ференчик, пианистка — лауреат премии Кошута Анна Фишер, солисты Юдит Шандор, сопрано, и Пал Лукач, альт, артисты балета Нора Ковач и Иштван Раб, концертмейстер Иштван Хайду. Венгерские артисты дадут в… дадут три концерта.

Миша печально представил себе венгерских артистов во фраках с виолончелями и гобоями, венгерских артисток, брезгливо подбирающих длинные накрахмаленные юбки и обреченно спускающихся вслед за Кротом. «Они все уже, наверное, умерли», — сказал или только подумал он.

— Крот! — разбудил его голос Савельева. — Мишка я придумал. Давай скажем, что знаем, где Крот. Может быть, он тут был не последним человеком, и это их заинтересует.

— А Катька?

Саша бросил на товарища короткий взгляд исподлобья и не нашелся, что сказать еще.

Сообщение о мифических венгерских артистах встретили еще более горячими аплодисментами. Но это был еще не апогей. Из вновь поднятых рук Кукарека выбрал паренька из другого экипажа.

— Впередсмотрящий Штам, — представился немолодой уже паренек. — Можно мне прочитать стихи?

— Какие стихи? — строго спросил начальник.

— Мои, — потупился впередсмотрящий.

— Стихи написаны с чувством гордости за свою родину, непоколебимой верой в правоту и конечную победу нашего великого дела?