Я так и сделала и неловко задвинула защелку рукой, в которой держала полотенце.

— Мне сесть или стоять?

«Как тебе удобнее сосредоточиться. И тебе придется сконцентрироваться изо всех сил».

Я присела на сиденье. Пал спрыгнул с плеча на держатель для туалетной бумаги.

«Так, — сказал он. — Сконцентрируйся на крови ребенка. Выдели все духовные частицы, оставшиеся в клетках. Чувствуешь их?»

— Да.

Я чувствовала, как девочка сидит на руках у матери, кричит и брыкается, пока та несет ее к машине. Она уже забыла о Губке Бобе, но теперь ей не дали мороженого.

«Концентрируйся на сущности ребенка. Думай о ней как о плаще, в который можешь закутаться, и думай о своей сущности, как она укутывает девочку. Держи в уме эту картинку и повторяй за мной: „Vestri animus ut mei, meus animus ut vestri, os meus phasmatis, os meus уоппса[13]“».

Немигающим взглядом я смотрела на полотенце и повторяла заклинание снова и снова. Полотенце потемнело, отвердело, края засветились и начали дымиться.

— …os meus vomica…

Полотенце взорвалось россыпью фиолетовых искр. От неожиданности я дернулась и соскользнула с сиденья, встряхивая рукой, чтобы погасить огонь, который, как мне показалось, охватил меня. Тут я поняла, что рука не болит, а ладонь по-прежнему розовая, а не обожженная. От полотенца не осталось даже пепла.

— Сработало? — спросила я.

Палу с трудом удалось избежать падения. Он оглядел меня с ног до головы.

«Да. Думаю, что заклинание сработало. Тебе придется повторить его завтра в это же время, возможно даже раньше, если ты будешь много колдовать. Магия быстро изнашивает заклинание. И сейчас самое время воспользоваться ситуацией и отправиться туда, где ты хотела спрятаться».

Я поднялась, Пал вскочил мне на плечо. Когда я вышла из кабинки, в туалет вошла девочка-подросток в футболке с символикой «Кардиналов Вортингтона». Она остановилась у двери и рассматривала меня как пришельца.

«Готова поспорить, что она слышала заклинание. Или взрыв. Или как я с тобой говорю», — подумала я Палу.

— Не исключено. Лучше применить заклинание, стирающее память.

Купер, при всей его любви ходить по краю, когда дело доходило до публичной демонстрации магии, давным-давно обучил меня простому и надежному заклятию для стирания из памяти двух последних минут. Один щелчок пальцев в буквальном смысле слова.

Но дело в том, что я потеряла желание играть по навязанным Кругом старейшин правилам.

На правом запястье девочки я заметила розовые пластиковые часы.

— Привет! Сколько времени, не подскажешь?

— О… — Она боязливо глянула на часы. — Половина пятого.

— Мама дорогая! Мы еще успеем на автобус! — воскликнула я с безумной улыбкой. — Мы же любим кататься на автобусе, правда, Пушистик?

Девочка выскочила из туалета и побежала, будто за ней черти гнались.

«„Пушистик“? — переспросил Пал, когда за ней захлопнулась дверь. — Не следует так дразнить людей. И нужно было стереть ей память».

— Она почти ничего не видела, — ответила я. — И если я не могу поиздеваться над людьми, то что толку быть безрукой, наполовину слепой, бездомной и нищей?

Несмотря на хвастливое заявление, я покинула библиотеку с бесшумной поспешностью. Мы с Палом пересекли Гранвил-роуд и прошли по Хай-стрит до почты, где я опустила в ящик письмо для матушки Карен, оставив его там на произвол судьбы и почтальонов.

Автобусная остановка находилась дальше по Хай-стрит. Скамейка под плексигласовым козырьком уже ломилась от студентов летнего триместра, которые возвращались в университетский городок, так что мне пришлось прислониться к колонне и стоя ожидать «второго» номера, идущего на юг города.

«Чисто из любопытства, куда мы направляемся?» — спросил Пал.

«Ну, мне кажется, что сперва надо поговорить с Колдуном, если только он не смылся из города. И даже в этом случае мне надо его найти. Если кто-то и знает, что произошло с Купером и почему, так это его брат».

Я услышала рычание подходящего автобуса и зашарила по карманам в поисках мелочи.

«Если расписание не менялось, этот номер останавливается в паре кварталов от его бара в Викториан-Виллидж».

«Мне кажется, это плохая затея, — возразил Пал. — Люди Джордана наверняка следят за Колдуном даже пристальнее, чем за тобой, и могли оказать на него давление. Если они расставили вокруг бара ловушки специально для тебя, заклинание от анафемы не продержится».

«Нам все равно надо оглядеться. И мне очень нужно поговорить с ним о случившемся. Ведь ты почувствуешь ловушки и предупредишь меня, так?»

«Я способен выявить большинство заклинаний, — ответил он. — Но я не могу дать гарантии, что унюхаю все».

Я начала раздражаться.

«У тебя есть план получше?»

Пал немного помолчал.

«Нет, боюсь, что нет. Надо только соблюдать осторожность».

Автобус с шипением остановился. Мы с Палом зашли вслед за студентами; водитель либо не заметил хорька, либо ему было все равно.

Автобус неторопливо поплелся по Хай-стрит и наконец в половине шестого высадил нас на Пятой улице. Стоял час пик, Хай-стрит заполняли машины. Я перешла улицу и направилась к бару Колдуна под названием «Напитки. Отдых. Развлечения».

За целый квартал я разглядела окружающую бар сферу анафемы. Все здание окутывало пульсирующее красное свечение, от которого в глазу засвербело, а в ушах раздался отвратительный звон. Я не могла глядеть туда дольше чем несколько секунд — меня начинало подташнивать.

— Боги, — произнесла я, прислоняясь к ближайшей стене и прикрывая глаз в надежде, что тошнота отступит. — Как ненавязчиво, прямо как пуля в лоб.

Пал тоже не мог смотреть на анафему.

«Сработано грубо, но сильно. Другой магии я не чувствую, но разве нужно что-то еще? Ни один Талант не сможет войти внутрь, а Колдун не сможет выйти наружу».

«Думаешь, он все еще там?»

«Зачем им держать заклинание на пустом доме?»

«А что будет с его обычными посетителями и работниками?»

«Это заклинание не уступает по силе ограждающей сфере, которую они создали для Вутгангера. Любой мало-мальски чувствительный человек испугается подходить близко».

«Рада видеть, что не только меня лишили средств к существованию, — горько подумала я. — Есть какой-нибудь способ попасть внутрь?»