перед смертью. Я начал кидаться влево и вправо, словно пойманная рыба.

На сей раз я действительно умру. Я прошел весь этот путь только для того, чтобы умереть подобно пирату или вору? Я кричал, мои легкие разрывались от гнева и отчаяния.

Офицер зарядил три пули в патронник старого револьвера и прицелился в меня.

«Все кончено», — подумал я. Я стоял с открытыми глазами, желая уйти, глядя на этот мир, каким бы подлым он ни был. Но офицер опустил оружие и закричал:

— Что это у тебя за амулет?

Подарок Дин Лона, видимо, выскользнул из-под моей рубашки во время борьбы.

Два матроса выступили вперед, чтобы снять его. Я пинался и отчаянно боролся с ними, крича:

— Не прикасайтесь к нему! Я хочу умереть вместе с ним! Он принадлежал моему отцу.

— Твоему отцу? — удивился матрос.

— Не слушай его, — сказал другой. — Сними это.

— Нет! — кричал я, но меня повалили два человека, которые сняли с меня знак династии.

— На нем выгравирован иероглиф «Лон», — сказал моряк.

— Дай мне посмотреть. — Офицер стал исследовать амулет. — Он тяжелый и сделан из чистого серебра. Что означает этот иероглиф, преступник?

— Это фамилия моего отца.

— И кто же твой папочка? — спросил офицер с любопытством.

— Генерал Дин Лон.

— Конечно, а я — сын председателя Мао, — усмехнулся офицер.

— Оно проклято! Вы можете взять его, — сказал я со злостью. — Дин Лон убил мою мать и отказался от меня как от незаконнорожденного.

— Ладно, ладно. Кто тебе поверит?

— Я не жду, что вы мне поверите. Никто не верит мне. Теперь я только хочу умереть. Давайте, застрелите меня!

Но моряки казались заинтригованными историей, которую я рассказал. Военно-морской офицер взвесил серебряный медальон в своей руке, и злая улыбка заиграла на его губах.

— Возможно, ты говоришь правду. Все мы восхищаемся либидо генерала Дин Лона, не так ли? — Матросы непристойно засмеялись.

Офицер спустился с палубы в нижнюю каюту, чтобы связаться по радио со штабом военно-морского командования на берегу. Когда он вернулся, у него было мрачное выражение лица.

— Позвольте мне умереть! Застрелите меня! — Я снова боролся и пнул ведро, которое покатилось по палубе.

— Боюсь, что мы не можем сделать этого, — сказал мне офицер, а затем обратился к матросам. — Развяжите его.

— Почему? — спросил матрос.

— Сам командующий прибывает, чтобы забрать его. Поторопитесь!

Матросы немедленно сделали то, что им приказали.

Не прошло и получаса, как к катеру подошел большой военный крейсер. Оттуда выбежали три доктора с армейскими носилками. Они забрали меня и убежали.

— Куда вы несете меня? — кричал я. — И почему?

— Ты задаешь слишком много вопросов, — сказал доктор, вводя желтую жидкость мне в руку. Сразу же наступила темнота.

ГЛАВА 14

1979

ПЕКИН

Каждый месяц мисс Йю передавала мне в школе конверт. В нем находился самый последний выпуск журнала «Ранняя весна», журнал ее группы. Я тайно читал его у себя в спальне. Стиль письма мисс Йю был поэтичным и волнующим. В одном выпуске она выступила с идеей организовать типографию, чтобы издавать сборники эссе и даже художественные книги, чтобы привлечь внимание людей к их организации. Несколькими месяцами позже вышел первый роман. Автор был не кто иной, как Девственница, девушка, борющаяся против ограничений прав женщин в обществе. Я с жадностью прочитал роман за ночь и плакал, сочувствуя героине. Вскоре его распространили в огромных количествах посредством ручного копирования.

Однажды мисс Йю появилась в классе с темными кругами под глазами. Видно было, что накануне она плакала.

— В чем дело? — тихо спросил я после урока.

— Разве ты не читал? — прошептала она, после того как последние студенты вышли из классной комнаты. — Полиция разрушила «Стену Демократии», и профессора Ко больше нет.

— Что с ним случилось?

— Его тайно убили. — В ее голосе прозвучал тихий гнев. — Разве правительство могло найти лучший способ разрушить нашу организацию?

— Мне очень жаль.

— Это не твоя вина, — сказала она.

Я опустил глаза:

— Я чувствую, что и моя тоже.

На следующий день мы сидели в классной комнате без нашего преподавателя по английскому языку. Мы долго ждали, а затем пришел ректор и сообщил, что мисс Йю арестована и вряд ли снова приступит к исполнению своих обязанностей. Ошеломленный, я сразу же ушел из классной комнаты и попросил своего водителя отвезти меня прямо к моему отцу, в армейский штаб, который находился в нескольких кварталах от школы. Вооруженные охранники помахали мне рукой в знак приветствия, не задавая никаких вопросов. Номерной знак на автомобиле говорил сам за себя — номер пять. У генсека Хэн Ту был номер один. Я вызвал отца с заседания.

— Сын, неужели это настолько срочно, что не может подождать? — резко спросил отец.

— Мне немедленно нужна от тебя специальная директива, чтобы спасти мисс Йю.

— Сын, боюсь, что это не так просто.

— Ты же знаешь, отец. Она просто козел отпущения. А кроме того, она — гражданка Гонконга, ее права защищены международным правом. Вы не должны ничего с ней делать.

— Мне нужно проверить это в Министерстве государственной безопасности. — Отец потянулся к телефону.

— Нет, отец, на это нет времени. Я прошу тебя оказать мне услугу. Освободи ее и отправь домой. Ты можешь запретить ей снова вернуться, но не наноси ей вреда. Она — мой преподаватель, мой друг и твой тоже, отец. Мы должны защитить ее.

— Позволь мне подумать об этом сегодня вечером.

— Сегодня вечером будет слишком поздно. Пожалуйста, скажи мне, где ее держат.

Отец глубоко вздохнул:

— Она находится на пути в Ксинджиан.

— Китайская Сибирь?

— Я ничего не могу сделать прямо сейчас. Это был приказ самого Хэн Ту.

— Но ведь он прислушивается к тебе, не так ли?

Отец выглядел обеспокоенным.

— Ты не понимаешь.

— Я очень разочарован в тебе, отец, — сказал я печально и ушел. Я попросил своего водителя отвезти меня в пекинское отделение полиции. Там я лично встретился с его начальником, но он также не мог освободить мисс Йю, сказав, что грузовик к настоящему времени уже был в Хубэе. Оставалось единственное, что можно было сделать.

Я помчался домой и вошел в кабинет отца. Там в ящике лежала личная нефритовая печать офицера армии высшего ранга. Воспользовавшись канцелярской бумагой отца, я аккуратно написал письмо, а затем скрепил его печатью. Я быстро осмотрел свою работу. Для неискушенного глаза письмо могло легко сойти за отцовское, потому что с юных лет я подражал его манере письма, плавному южному травяному стилю. Я отправился на поиски