высшим говорить не стоит. Большая ошибка считать этих детей — детьми.

— Вы не ослышались, я рад, что вы не подчинились, — повторил Гаттак, подходя к задним партам. — Вы все — отличный материал.

— Материал для чего? — поинтересовался тихий паренек со среднего ряда. Гаттак сразу приметил его. Спокойный, собранный, молчаливый, неприметный, он ни разу не засмеялся вместе с классом. Он, единственный из всех, изучал Гаттака, следил за ним, ловил каждое его слово. Вот кто был истинным лидером в классе. Умный, тихий, расчетливый. Прекрасные качества.

— Материал для изучения, — спокойно ответил Гаттак. — Да, я, как и вы, только учусь. Только глупец может сказать о себе, что он умен и знает все, а я далеко не глупец. И мне страсть как хочется понять вас.

— Нас? — переспросил все тот же паренек.

— Вас, — Гаттак вернулся за свой стол. — История — предмет, который невозможно знать досконально. Этому есть множество причин, однако основной из них является только одна. История — это оружие. Тот, кто имеет в своих руках контроль над историей, имеет все.

— И как нам это поможет в жизни?

— А кто сказал, что я собираюсь помогать вам? — ответил вопросом на вопрос Гаттак. — Вы еще не поняли? Никому из высших нет до вас никакого дела. Весь этот фарс с вашим обучением нужен лишь для того, чтобы вбить вам в головы ложные догматы и держать вас на привязи. Сам процесс обучения поставлен из рук вон плохо. Нет ни программы, ни учебников, только вы и преподаватели. Вы — представители низшего сословия, преподаватели — представители высшего. Вся история мироздания соткана из процессов борьбы. Первые стремятся занять место вторых, а когда им это удается, вторые пытаются вернуть себе утраченные позиции. И во всей этой борьбе важен лишь один факт: тот, кто в данный момент занимает доминирующие позиции, старается внушить угнетенным одну-единственную мысль…

Класс замер в ожидании — учитель мастерски выдержал паузу.

— Какую, учитель Гаттак? — шепотом спросила староста.

— Мысль, что так было всегда.

Класс вновь замер, переваривая информацию. Первым сориентировался лидер:

— А почему вы сказали, что не собираетесь ничему учить нас?

— Хороший вопрос. Дело в том, что невозможно научить того, кто не собирается учиться. Я как высший заинтересован в том, чтобы как можно больше низших оставалось в неведении, чтобы вы все имели лишь профессиональные навыки, были способны пойти в штольню и работать по 12 часов в сутки, довольствуясь жалкими крохами с барского стола в виде мизерной зарплаты. Как высший я буду только рад этому. Я и мне подобные заинтересованы в глупом трудоспособном сословии, которым можно будет понукать и командовать в своих интересах. Не вы учитесь на моих уроках, а я учусь у вас. Вы — модель общества низших в миниатюре. И чем непокорнее вы будете, тем больше я узнаю о том, как эффективнее держать вас всех в узде.

— Вы говорите о нас, как о рабах! — возмутился подпольный лидер.

— Да, — совершенно спокойно и честно ответил Гаттак. — Человек, неспособный к обучению, сам обрекает себя на рабство. А человек, не делающий выводов из собственной истории, и подавно.

— Вы нас провоцируете! — выкрикнул рыжий. Класс начал волноваться, прокатилась волна перешептывания.

— Я вас изучаю, друг мой. Изучаю, потому что способен к обучению. Способен к анализу. Способен сделать выводы из своих наблюдений. Вопрос в другом — вам никто не запрещает бороться со мной этими же методами.

— И что вы предлагаете? — опять вступил в разговор лидер класса.

— Я? Я ничего не могу дать вам, я могу лишь предложить обмен. Как видите, я предельно честен с вами. Теперь вы знаете, почему я здесь, и наверняка попробуете противостоять моим намерениям. У вас есть выбор. Вы можете не посещать мои уроки, срывать их и вести себя сколь угодно скверно, я же буду искать варианты воздействия на вас. Но в этом случае в выигрыше останусь только я — поскольку я буду вас изучать, а вы меня — нет. Но мы можем пойти по иному пути и построить наши уроки совершенно другим способом. Вы даете мне пищу для размышлений, учите меня, вводите в свой мир, в мир низших, я же в обмен на это делаю со своей стороны то же самое. От меня вы сможете узнать о нас, высших, больше, чем за всю жизнь в сопротивлении.

Класс вновь притих. Гаттак встал со своего места, коротко кивнул и сказал:

— На этом урок окончен. Думайте.

Глава 14

Провокация

— Ну, как все прошло? — спросила вечером Корра.

— Думаю, удачно. Посмотрим на их реакцию завтра.

— Козел этот следил? — Корра имела в виду директора Борова. Разведчики почему-то не сомневались, что после наезда Гаттака директор безотлагательно начнет сбор компромата на него. На что, собственно, и был расчет.

— Не сомневаюсь, — ответил парень, — я даже без аппаратуры пару жучков приметил. Дилетанты. А у тебя что?

Корра в свой первый рабочий день тоже вела уроки. Причем, в отличие от супруга, вела она их в обеих группах. Старшие пришли к ней сразу после урока истории, класс был возбужден и интереса к ее предмету не выказал. Подростки то и дело отвлекались, девочки и мальчики помладше перешептывались на первых рядах. Задние же парты во главе с тремя юношами собрали некое подобие совета старших и весь урок провели в довольно эмоциональном споре. Сути спора Корра не уловила, но по обрывкам фраз догадалась, что диспут был вызван первым уроком у Гаттака.

— Что ты им сказал? — полюбопытствовала Корра, рассказав о своих наблюдениях.

— Ничего особенного. Я лишь подогрел их настроения и любопытство.

— И какие у них настроения?

— Бунт, — коротко ответил Гаттак, не вдаваясь в подробности. — Ты узнала то, что я просил?

Второй урок Корра проводила для младшей группы. Детей после обеда привела Марша Фарр и за все время не обмолвилась с учительницей музыки ни словом. Дети же, напротив, были в восторге от стора Корры. Девушка рассадила учеников в полукруг и после короткого приветствия сыграла им свое любимое произведение — колыбельную, которую разучивала еще на этапе становления. Детям очень понравилось занятие, многие изъявили желание научиться играть на сторе.

— Придется закупить небольшую партию инструментов в Борограде, — закончила рассказ Корра. — Как думаешь, Боров пойдет на это?

— Пока не прижучил меня? Да, думаю, у него нет выбора. Вернемся к Марше. Как тебе она?

— Скрытная, внимательная, молчаливая. С детьми ладит, хотя это неточное определение, — поправилась Корра. — Они ее просто обожают. Для многих она почти как мать.

— Не удивительно, — ответил Гаттак, — самым старшим детям по одиннадцать лет. В основной массе своей они и родителей-то уже не помнят, так давно их забрали из дома.

— А почему родители не заберут их? — Корра так и не разобралась в этом вопросе.

— Куда? В Пустошь? В холод и голод? Под огонь клириков? У них не было выбора, Корра. Большая часть повстанцев перешли на ту сторону спонтанно. Кто-то в попытке избежать ареста, кто-то, попавшись на хищении или шпионаже, а кто и вовсе был освобожден повстанцами при транспортировке в узилища Борограда. Это их выбор, их крест — оставить своих детей тут, у врага. Оставить и бороться. Хотя уверен, некоторых детей оставили тут не просто так. Их используют, причем используют обе стороны. Одни — чтобы добывать информацию, другие — чтобы снабжать врага дезинформацией.

— В общем, при мне она не говорила с детьми на компрометирующие темы. Если честно, — призналась Корра, — я не понимаю, в чем ее обвиняют. У нее под началом пятнадцать малышей, которые не представляют для Родины никакой опасности.

— Не скажи. Дети, как губки — впитывают все, что им говорят взрослые, добившиеся их доверия. И у детей есть один ключевой недостаток.

— Какой?

— Они взрослеют. В рамках длительной, изнуряющей обе стороны борьбы это станет ключевым фактором. То, что вложат этим детям в головы сейчас, в будущем даст свои побеги. Внуши им, что идея двух рас, которую проповедуют клирики, единственно верная, и получишь послушных рабов, уверенных в своем предназначении. Но дай им иное представление о мире — и на этой почве вырастут побеги неповиновения, экстремизма, терроризма. Марша Фарр, при всем своем ангельском обличии, вероятно, один из главных врагов государства. И идейная закалка маленьких низших — лишь малая часть ее подрывной деятельности. Думаю, она выступает еще и в роли связной между детьми постарше и сопротивлением.

— Ты считаешь ее внешность ангельской? — Корра постаралась скрыть укол