Древние китайские летописцы особенно подчеркивают, что гунны не стремились заниматься земледелием, и в широком смысле слова такое утверждение, несомненно, справедливо в отношении племен, доминировавших в гуннской конфедерации. В то же время определенно известно, что несколько народов, входивших в гуннскую конфедерацию, в том числе киргизы из Юго-Западной Сибири и дунху с юго-запада Монголии, в какой-то степени занимались земледелием. Более того, одно или два случайных замечания в китайских хрониках показывают, что даже в самом сердце владений гуннов земледелие не было чем-то совершенно неизвестным. В связи с этим интересно отметить, что тюркский язык – язык, на котором предположительно говорили сами гунны и большинство их подданных, на удивление богат словами, связанными с культурными растениями и земледельческими орудиями.

Эти факты служат веским подтверждением теории, согласно которой ранние туранцы изначально не принадлежали к культуре конных кочевников, и во многих местах они уже перешли от собирания съедобных растений к оседлому земледелию, когда их развитие в этом направлении внезапно прекратилось благодаря контактам со степной культурой иранских кочевников с запада.

Подъем империи гуннов, несомненно, вел к сдерживанию развития земледелия у туранских народов Восточной Азии. Проще было следовать образу жизни, принятому правящим гуннским кланом, и питаться преимущественно мясом и молоком. Мясо гунны добывали, частично отстреливая диких животных и птиц (рыбная ловля играла в жизни степных народов очень небольшую роль), но главным источником животной пищи были огромные стада домашних животных. Самыми распространенными из этих животных были лошади, овцы и крупный рогатый скот. Гунны разводили также верблюдов, ослов и мулов, но в меньших количествах. Довольно странно, что свиньи, которые играли такую важную роль в жизни тунгусских племен Восточной Маньчжурии и обитателей самого Китая, были почти незнакомы степным кочевникам.

Среди трех наиболее распространенных домашних животных (лошадей, овец и крупного рогатого скота) лошади, безусловно, отводилось самое важное место. Следом за ней шла овца. Лошадей ценили не только за то, что на них можно было ездить верхом, но и за их мясо, шкуру и кобылье молоко. Из случайных упоминаний в китайских хрониках, очевидно, что даже в эти древние времена среди всех гуннских народов употребление кумыса уже было распространено повсеместно.

Древние китайские историки не упоминают о наличии у гуннов производства керамики или изделий из металла, в результате чего возник спор о том, были ли они знакомы с этими ремеслами. Полное отсутствие керамики у современных калмыков (или западных монголов) и других современных туранских народов подкрепило уверенность в том, что как минимум изготовление керамики было практически неизвестно ранним кочевникам Монголии. К счастью, в этом вопросе нам на помощь пришла археология, показавшая, что во времена расцвета империи гуннов в различных частях Монголии делали грубую неглазурованную (но в большинстве случаев украшенную геометрическими орнаментами) керамику.

Кроме того, археология помогла нам решить проблему с обработкой металла в империи гуннов. Раскопки в районе Минусинска в Юго-Западной Сибири показали, что народы, обитавшие на этой территории в те времена, когда они подверглись нападению гуннов и стали их подданными, достигли высокого мастерства в изготовлении предметов из меди, бронзы и железа. Однако весьма сомнительно, чтобы эта сибирская культура обработки металла когда-либо оказывала существенное влияние на обитателей самой Монголии, в связи с чем особую ценность имеют раскопки, проведенные японскими археологами в Восточной Монголии. Работа Тории показала, что искусство изготовления предметов из меди и бронзы было неизвестно древним обитателям Монголии (все подобные предметы, найденные в этом регионе, имели китайское происхождение), но среди большинства (если не всех) этих туранских народов были широко распространены знания в области работы с железом. Как следствие, мы приходим к выводу, что наконечники стрел, мечи и другое оружие, использовавшееся гуннами, наверняка было изготовлено местными ремесленниками.

Помимо заботы о своих стадах, основным занятием мужчин из гуннских племен была война. Тренировки по отработке боевых навыков начинались в очень раннем возрасте. Еще будучи маленькими, мальчики учились ездить верхом на овцах и стрелять из миниатюрных луков по птицам и грызунам. Становясь старше, они учились добывать пищу, отстреливая зайцев и лис. А как только они становились способны натянуть полноразмерный лук, их посвящали в ранг воинов.

Кроме того, сообщается, что гунны привыкли совершать свои набеги при растущей луне, а когда она старела, они вели себя смирно. Как более поздние тюрки и монголы, гунны не стеснялись отступать перед превосходящими силами противника, поскольку они всегда могли вернуться, когда армию врага распускали. Основным оружием, конечно, был лук и стрелы, а стрельба велась с лошади. Но в рукопашном бою гунны использовали также мечи и копья. Если гуннский воин захватывал добычу или пленника, его поздравляли, поднося ему полную чашу вина (кумыса). Кроме того, добыча и пленник становились его личной собственностью. Пленников, захваченных во время войны, либо убивали, либо они становились рабами своего гуннского хозяина.

Китайские летописи единогласно сообщают нам, что гуннам были неизвестны Ли – правила этикета и И – нормы морали, и это, естественно, означает, что правила этикета и нормы морали гуннов сильно отличались от тех, что существовали в Поднебесной империи. Особенно шокировал китайцев тот факт, что повышенное внимание уделялось молодым и сильным (именно они получали самые лакомые куски во время еды), в то время как к старым и слабым относились без всякого почтения.

Не менее возмутительной с китайской точки зрения была не превалировавшая среди гуннов полигамия, поскольку среди китайцев она была распространена не меньше, чем среди «варваров», а тот факт, что у гуннов после смерти мужчины его сын женился на всех женах своего отца, за исключением собственной матери. Если у мужчины не было сына, то его жен должен был взять его младший брат. Этот обычай, широко распространенный практически среди всех ранних туранских народов, несомненно, был направлен на то, чтобы позаботиться о незамужних женщинах, которые в противном случае остались бы без защиты.

Конечно, у гуннов были собственные имена, но, в отличие от китайцев, они не использовали фамилий. Однако отсутствие фамилии не мешало гуннам хранить в памяти сложные генеалогические древа и гордиться своим происхождением от прославленных вождей. Кстати, при определении своего происхождения гунны, по-видимому, учитывали только сторону отца, отличаясь в этом вопросе от дунгху, или «восточных варваров», у которых сохранились заметные следы системы наследования по материнской линии.

Но, несмотря на то что гунны вели свою родословную от отца к сыну, у них не существовало правила первородства. Более того, нередко преемником главы племени или конфедерации становился не сын прежнего вождя, а его младший брат, особенно в тех случаях, когда дети умершего вождя были малолетними и не могли вести воинов в бой. Такое правило существовало не только у гуннов, но и у всех более поздних туранских народов. Отсутствие точно определенного правила наследования не раз приводило к катастрофическим последствиям для различных туранских империй, начиная с гуннов и до новых времен, поскольку за смертью правителя часто следовала отчаянная схватка за власть между всеми его братьями и сыновьями и, как следствие, возникала непрерывная череда гражданских войн.