Прозвенел короткий звонок в дверь, не вызывая вопроса, кто бы это мог быть. А мог быть только один господин.

Катя вышла из комнаты навстречу входящему в квартиру Кириллу Степановичу Бойцову. Дверь поспешила открыть расторопная Валентина, видимо на время взяв обязанности по домоуправлению Катерининым хозяйством. Если быть точной, то не ее, а сестры Лидии.

– Сонечка спит. Температура высокая, но не критичная, – вместо приветствия сообщила доктор Воронцова. – Хотите посмотреть на нее?

– Поверю вам на слово, – сделал попытку улыбнуться сквозь усталость он. – А то заставите руки мыть, пиджак, галстук, обувь снимать, а у меня сил нет.

– Ой, – запечалилась Валентина. – А руки-то все равно мыть придется! Ужин же!

Катерина с Кириллом переглянулись, обменявшись смешинками в глазах.

– Помою, Валь, не переживай уж так!

На ужин предлагалось меню ресторана «Русская кухня», а именно: щи с молодой капустой, пирог с капустно-мясной начинкой, мясное жаркое и молодой картофель к нему, в виде гарнира, овощной салат, малюсенькие сладкие пирожочки к чаю, и так, «по мелочи:» конфетки-печенья, бублики, печеные яблоки. Стол, заставленный яствами, потрясал разнообразием предложения.

– Ничего себе! – испугалась Катерина грандиозности «банкета» и перевела изумленный до всех глубин души взгляд на соседа. – И что, у вас вот так всегда?

– Почти, – улыбнулся он. – Сегодня Валентина расстаралась, думаю, специально для вас. Но надо признать, нас балует постоянно, ребята мои отсутствием аппетита не страдают.

– Э-э, – махнула раздосадованно дланью домработница. – Да не в коней корм-то! Худющи, как жерди! Подростки, чо уж теперь!

– Садись, Валюш, давай трапезничать, – распорядился Кирилл.

– Да не, я уже откушала. Чай буду с вами пить. Пойду к Сонечке, пора температуру мерить, а вы уж ешьте, будьте любезны!

– Валентина! – рассмеялась Катя. – Ты уникум! Шедевр! Редкое явление!

– Это как это? – решила прояснить для себя непонятный комплимент «редкое явление».

– Иди уже! – отмахнулась, смеясь, хозяйка квартиры. – Потом объясню.

Они ужинали, разговаривали. А ей все казалось, что она попала в чужую жизнь, забрела случайно, оказавшись в нереальности, уж как-то неправдоподобно было вкусно, уютно, спокойно, и все тянуло в определение: «по-семейному» – мирная тихая неспешная беседа за ужином двух уставших, вернувшихся с работы супругов.

Что такое «по-семейному», не знала в принципе, но предполагала, что вот так, как сейчас, а еще за столом сидят дети и все рассказывают, как провели день, делятся новостями и впечатлениями. Весело, со смехом, юмором и спокойной уверенной радостью, что у них есть этот стол, за которым собирается вся семья по вечерам, и все они есть друг у друга, и любовь охраняет их незримо… и, наверное, это и есть счастье.

Девушка вдруг расстроилась и разозлилась на себя, что позволила этим мыслям предательски влезть в сознание и нарисовать идиллическую картинку, будоража детские обиды и взрослое понимание, что у нее не было такого. Да и не будет никогда.

Расстроилась, одернула себя мысленно, зыркнула на Бойцова, с удовольствием уплетающего горячий пирог.

– Кирилл Степанович, а где Максим? – предложила она нейтральную тему.

По опыту знала, что любящие родители могут часами рассказывать о своих чадах, главное, чтобы кто-то согласился слушать.

А слушать доктор Воронцова умела. Правильно слушать, улыбаясь, кивая, поддакивая и соглашаясь, направляя рассказ вопросами в нужное русло, вылавливая информацию о прошлых травмах, болезнях, недомоганиях и диагнозах детей, о которых восторженно-влюбленно повествовали родители.

– Максим у матери, в Лондоне, – ответил он.

Катерина кивнула, поняв, что последует расширенное продолжение и без ее наводящих вопросов.

– Они на все каникулы ездят к ней. Раньше то в Питер, то в Прагу, то во Францию, а последние три года Лиля с мужем живут в Лондоне постоянно. В этот раз Соня ехать на все каникулы отказалась, решила начать трудовую деятельность, отягощенную практикой в разговорном французском. Вот и поработала!

– Думаю, ее трудовая деятельность не виновата, – легко заступилась Катерина. – Скорее всего, разгоряченная постояла под кондиционером.

– Разгоряченная работой! – с нажимом настаивал на своей версии Кирилл.

– Я скажу вам то, что говорю всем родителям: вы не в состоянии уберечь ребенка от всех возможных бед и несчастных случаев и спрятать от жизни невозможно, предугадав все напасти и застраховав от них. Есть определенные правила безопасности, основные, которые родители обязаны соблюдать: поведение в городе, на дорогах, в быту, те, о которых все знают. Но есть огромное количество случаев, которые невозможно предугадать. Так бывает, и все.

– Не думаю, что родителей это успокаивает.

– Как правило, нет. Но когда чадо болеет, родительское самобичевание, что «не уберегли», вредит и ребенку и врачам. В это время пациенту жизненно необходим положительный настрой всех окружающих: «Мы рядом, мы поможем, мы любим тебя, и вместе победим все болезни!» Дети, как особо чувствительные антенки, улавливают малейшее настроение родителей и настраиваются на их волну. Ты в негативе, слезах и чувстве вины – ребенок тяжелее переносит болезнь; ты в позитиве, в уверенности – скорее и легче выздоравливает.

– А если действительно родители виноваты, то самое «не доглядели»? – заинтересованно спросил Бойцов.

– Да, как правило, они и недоглядели! – докторским тоном объясняла Катерина. – Но давайте сначала вылечим дитя, а потом уж сколько угодно обвиняйте себя и разбирайтесь со своей совестью, выводы делайте, к психологам ходите, усильте бдительность и контроль, в церкви грехи замаливайте, но потом! Знаете, сколько я выслушиваю каждый день слез, стенаний, самообвинений родительских? Они ведь врачам каются, как попу, ожидая, что тот снимет с них чувство вины, уверив, что они ни в чем не виноваты!

– И тогда вы говорите им то, что сказали мне – «спрятать от жизни невозможно»?

– По обстоятельствам. Родители делятся на нытиков и бойцов. С первой категорией и отчитывать и прикрикивать приходится постоянно, чтобы взяли себя в руки и помогали, а не вредили нытьем. А вторые – это наши помощники, своим настроем проделывают огромную работу по реабилитации ребенка.

– А вы жесткий доктор, Катерина, – непонятно, похвалил или попенял Кирилл.

– Если позволю себе сантименты и жалость бабскую, буду детей терять на столе и после операции.

– А теряли? – осторожно спросил он.

Она помолчала, не понимая, зачем рассказывает все это незнакомому, по сути, мужику? Понесло ее о работе распространяться! С чего спрашивается?

– Да,– все-таки ответила. – Двух. Двух мальчиков.

И захлопнулась. Кириллу даже почудилось, что услышал звук смыкания створок раковины – хлоп! – и все, откровения, для которых немного приоткрылись глубины жемчужницы, закончены! Словно выставила перед собой предупреждающий плакат: «Не трогать! Мины!»