Но меня было невозможно остановить. Мне показалось, что этотборов просто меня пугает. Я ничего не сделала для того, чтобы меня убивать. Явсегда думала, что для убийства нужна причина... Как же я ошибалась. Даже еслипричины нет, то её всегда можно придумать.

Пока я копалась в замке, я услышала какой-то звук,напоминающий выстрел, и почувствовала, как что-то сильно обожгло моё плечо.Покачиваясь, я всё же смогла распахнуть дверь, вновь услышала тот же звук ипочувствовала сильнейшую обжигающую боль, раздирающую мою спину. Я как-тонелепо взмахнула руками и задышала как рыба, которую выбросило на берег.

– Ромка, – прохрипела я, превозмогая дикую боль, но увидев,что на пороге стоит Сашка, бывший охранник моего отца, едва слышно спросила:

– Ты?

– Я.

– Как ты меня нашёл?

Я хотела удержаться на ногах, но не могла. В ушах зазвенело,а перед глазами всё поплыло. Теперь мне уже было всё равно, ответит ли Сашка намой вопрос. Какая разница, как он меня нашёл. Когда истекаешь кровью, это ужене имеет значения. Мне так хотелось увидеть Ромку...

Прислонившись к стене, я стала сползать на пол. Сашка успелзахлопнуть входную дверь и вытащить пистолет, направив его на голого жирногоборова. Тот истерично заголосил:

– Я здесь случайно. Я ни при чём. Она первая начала. Она мневсегда за деньги давала, а сегодня я ей целую тысячу баксов отвалил, а она недала. Я ж по-мирному хотел. По-хорошему. Не на халяву. Она меня вынудила, самадовела. Штука баксов для неё не деньги. Раньше за триста раком ползала.

Пока боров пытался как-то оправдаться за своё поведение,Сашка, не раздумывая, выстрелил ему в голову. Когда боров с грохотом упал, онподошёл ближе и выстрелил ещё раз. Только вот эти выстрелы были совсем другими.Не звонкими, а какими-то глухими. Нетрудно было догадаться, что Сашкин пистолетбыл с глушителем.

Я лежала на полу, широко раскинув руки, смотрела в потолок ичувствовала, как моё тело наливается свинцовой тяжестью. Рядом со мной сиделперепуганный Олигарх, жалобно скулил и лизал моё лицо своим шершавым языком. Явидела его как-то неясно. Не было резкости. Но я заметила в его глазах слёзы.Мне показалось, что Олигарх сейчас скорбит о том, что всё так получилось.Как-то всё нелепо произошло... Ведь скоро меня не будет, и теперь на всём беломсвете он останется совершенно один...

Это было какое-то странное состояние. Я хотела протянуть кнему свои руки, пожалеть, приласкать и успокоить, но не могла. Я ещё никогдараньше не испытывала подобных ощущений. Вроде бы тело моё, руки мои, но онисовершенно меня не слушаются. Рядом со мной сел на корточки Сашка. Он отшвырнулОлигарха к стене и закричал:

– Пошла прочь, псина! Не до тебя!

– Не надо, – прошептала я с огромным трудом. – Прошу тебя,не надо. Он хороший.

Глядя на Сашку, я пыталась сфокусировать взгляд и заметила,что его фигуру окружает какой-то ореол. Я смотрела на Сашку и не могла понять,как он умудрился попасть внутрь радуги.

– Ася, ты только не умирай, – проговорил Сашка. – Я отвезутебя к доктору. Я тебя спасу. Ты поправишься. Ты выживешь, и мы сразупоженимся.

– Только не оставляй мою собаку, – с трудом прошептала я,жадно глотая воздух. – Обещаешь?

– Хорошо, обещаю. Я отвезу тебя к доктору, а потом сюда заней приеду.

– Даже если я умру, не оставляй мою собаку, – я чувствовала,что у меня не хватает сил даже на шёпот и что я проваливаюсь в какую-то бездну.

– Если ты умрёшь, то на фиг мне нужна эта псина, –доносились до моего слуха слова откуда-то издалека. – Делать мне нечего, кромекак собаками заниматься. Скажешь тоже.

– Нет...

Больше я ничего не слышала и ничего не ощущала. Япровалилась в какую-то пустоту...

А ведь совсем недавно мне казалось, что я только началажить. Где-то там, теперь уже далеко, остался Ромка. Я думала, что этот романбудет со счастливым концом. Не получилось...

Сначала Ромка был для меня мужчиной на одну ночь, а затемстал мужчиной на всю жизнь... Совсем недавно я думала о том, что это случайныйчеловек в моей жизни, но сердце – не разум. Его невозможно обмануть. Уходя, мнебы так хотелось оставить Роману что-нибудь обо мне на память. Например, моёсердце... И пусть оно уже не будет стучать. Просто мне хотелось бы, чтобы онузнал о том, что оно принадлежит только ему.

В том мире, куда я уйду, не признаются в любви. Там это непринято. Там всё не как у живых. И даже если я возьму мел и напишу о том, чтолюблю, пойдёт дождь и сразу всё смоет. Там всегда плохая погода и очень частоидут дожди. Там не плачут от счастья взахлёб. Не умеют. Там не принято выражатьэмоции. Там холодно, сыро, тоскливо, пасмурно и одиноко.

Эмоции – это реальная жизнь. Ценность ближних мы осознаемтолько тогда, когда их теряем. Тут каждый сам по себе и каждый вспоминает своюпрошлую жизнь. Ведь в ней было так много хорошего. Это понимаешь только тогда,когда умираешь. Как важно жить и быть кому-то нужным. Это награда. Нужно иметьсмелость не бояться признаваться в любви, потому что может быть слишкомпоздно...

Я не успела...

Я очнулась и первым делом ощутила, как пересохло у меня ворту.

– Воды.

Ко мне подошёл седоволосый старец и протёр мои губы мокрымплатком.

– Оклемалась. Я же сказал, что выкарабкаешься. Живучая ты.Если оклемалась, значит, будешь жить.

– А где я?

– Далеко. В деревне, у самого леса.

Я попыталась поднять голову и застонала от боли.

– Не гони коней. Не торопись. Ты ещё слишком слаба. Тебеспать надо.

– А где я? – повторила я свой вопрос и оглядела незнакомуюмне деревянную избу, на стенах которой висели пучки с сушёной травой.

– В деревне, – ответил старец и принялся вытирать капелькипота с моего лица мокрым полотенцем.

– В какой ещё деревне? – задала я вопрос и вновь провалиласьв бездну.

Когда я очнулась, я уже смогла слегка приподнять голову иувидела сидящего за деревянным столом Сашку, который пил водку в гордомодиночестве и закусывал её солёным огурцом.

– Саша, – позвала я его.

– Очнулась!

Сашка встал со стола и подошёл ко мне.