Жу разворачивается на месте. Задыхаясь, глядит через пустоту.

Вон он – мелькает меж сосен. Догоняет.

Догнал.

– Ты чего не отвечаешь? Просто так, что ли, ору?

– Тсс. Тихо. Глянь – кто там?

Жу обмирает. Ещё не успевает вглядеться, а волосы уже шевелятся на голове. Медленно, очень медленно оборачивается туда, куда указал брат. Напрягает зрение до рези в глазах. И – вон оно: мелькает меж сосен. Мужчина, человек. Высокий, сутулый. Быстро уходит. Не видит её.

Кричать? Но охватывает такой ужас, что горло сжалось, как сухой стручок. В нём одинокая горошина бьётся, бьётся, но не выходит ни звука.

– Ну, систер! Ты чего? Позови его!

– Не могу.

– Чего ты не можешь? Он же уходит!

– Я не могу. Откуда он? Кто он? В лесу, ночью.

– Какая, к чёрту, разница?! Ты хоть понимаешь, что мы тут застряли? Что мы заблудились! Ну же, зови его!

Но страх сильней. Страх больше. Это невозможно – кричать, звать. Спасать себя.

– Блин, си-истер!.. Ну он же уходит! – стонет брат. – Беги тогда! Догоняй!

И Жу бросается снова.

Опять мелькают – сосны, ветки.

Опять – молоко и вата кругом.

– Уходит, систер! Уйдёт же! Быстрее! Ну!

И Жу тоже видит – уходит. Сколько ни рвись, не догонишь. Жу ближе – он дальше. Поднажмёшь – а он ещё дальше, будто перелетает.

И хуже того – кажется уже, что он идёт не от Жу, а к Жу. Что это не спина, а личина его надвигается. Что он должен вот-вот с тобой столкнуться – но нет, нет, уходит, как будто растворяется в тумане.

Растворяется.

Растворяется.

Растворился.

– Систер, стой!

Но поздно: Жу на полной скорости срывается с небольшого склона – и скатывается в воду. Падает на колени. Подымается – ноги в воде.

Перед ними – болото. Травянистые кочки, меж ними вода. Торчат тут и там стволы. Где мёртвые, голые, обломанные. Где ещё живые. Живых меньше, чем мёртвых.

И тишина. Совершеннейшая тишина. Туман стелется над водою.

Жу хлопает по щеке – комар. Другой гудит над ухом. Трое присаживаются на одежду, на ноги, на руки.

– Блин, комарильня!

– Что ты хочешь, болото.

– Откуда болото? Не было здесь никакого болота!

– Не паникуй. Просто вылезай и уходим.

– Куда?

– Не паникуй, я сказал!

– Куда?! Куда?! Ты знаешь куда? Кругом вода, болото!

– Заткнись! Возьми себя в руки. Ну! Вот, молодец. Дыши. Дыши. Хорошо. Теперь поворачивайся. И наверх. На пригорок. Откуда пришла. Вот. Хорошо. Хорошо. Так лучше. Стой, куда!

Но поздно: Жу оступается. Под ногой хлюпает. Кеды быстро впитывают воду. Шаг на кочку – и по щиколотку ушла. Прыгает, чтобы на сухое вернуться.

Вода. Кругом – вода.

– Но так же не может быть! Мы же как-то сюда прибежали! Только что! И её не было! Воды этой грёбаной не было! Болота этого!

Жу колотит.

– Тихо, систер, не ори. Сядь. Отдохни. Дай подумать.

– Сядь! Ты вообще? Тут комары, они меня сожрут. Тебе-то пофиг!

– Я сказал: не ори!

Жу захлёбывается криком. Всхлипывает. Плачет.

– Ну, молодец. Вот. Сядь. Ветку возьми какую-нибудь, отбивайся. Мне надо подумать.

Хорошо хоть в рубашке ушла. В рубашке и в джинсах. Если бы как вчера – уже бы окоченела.

– К нам приходил как-то на ОБЖ дядька один, из алерта какого-то, ну, который людей ищет. Сто лет назад уже, в смысле, ещё в школу ходила. Ты слушаешь?

– Ну.

– Народ над ним стебался, он говорил так стрёмно. Волновался, по ходу. Э-э-э, мм. Заикался слегка. А мне понравился. Не как говорил – а вот это чувство, что ты кого-то ищешь. Что ты кому-то нужен. Что ты не просто так. Я даже записаться хотела. Но он сказал: до шестнадцати – только с родителями. А родители – чего…

– Это да.

– Вот, он говорил: главное – не паниковать. Если заблудитесь, не бегайте. Сидите на одном месте и ждите. Потому что вас уже ищут. Всё время говорите себе: меня уже ищут и скоро найдут. Бригаде будет проще, если вы на месте сидите. Ну, он ещё про костёр говорил. Если есть, чем развести, надо обязательно.

– Да, костёр неплохо было бы. Ты совсем задубела.

– Нормально. Ищут нас. Нас ищут. Ага. Интересно, Манефа заметила вообще, что мы пропали?

– Ты. Не мы, а ты.

– Ну, я, о’кей. Я. Заметила? И что она делать будет? Вызовет МЧС? Спустит собаку? Ты не помнишь, как зовут её собаку?

– Жучкой.

– Жучкой. Жучка, Жучка. Жу.

Жу улыбается. Плотнее кутается в воротник. Прислонившись к стволу, сидит. Жу сидит, а небо над Жу плывёт. Белое, белое, северное небо. И белый северный мох под ногами. Мягкий. Страшный. Теперь-то Жу знает.

В ушах звенят комары. Но Жу не может уже отбиваться. Комары звенят. Укрыться в рукава поглубже. И в воротник – с ушами.

– Эй, ты куда?

– Тихо, систер. Я рядом. Схожу, оглянусь.

– Не ходи! Нет, не ходи! Мне страшно.

– Да куда я денусь от тебя. Посмотрю только вон там.

– Не ходи! Давай завтра, вместе. Днём. Светлее будет. Не ходи.

– Успокойся. Спи. Я быстро. Ты проснёшься – я уже рядом. Не успеешь испугаться.

Тревога всё же бьётся в груди, но сил нет – подорваться, бежать. Жу только смотрит – на сутулую эту фигуру, которая бредёт по щиколотку в воде. Придерживается руками за торчащие прутики. Балансирует при каждом шаге. И кажется, что это Жу там. Жу сидит, и Жу бредёт. Выходит в болото, оглядывается. Убивает комара на щеке.

Нет, здесь мы не бежали. Здесь мы не могли бежать. Тут воды по колено. Кочки торчат, как отрубленные головы. Не могли мы по этим головам. А откуда тогда?

Бредёт обратно. Бредёт и спит, спит и бредёт. Спит там, на острове посреди болота. В болоте бредёт по колено в воде.

Свист и шлепок. Что это? Утки слетели. Фить-фить-фить – свистят крылья. Далеко слышно. И крыа, крыа, – ворон. Где? Слышно через весь лес.

Жу на болоте поднимает голову.

Жу на острове открывает глаза.

Сели где-то утки. Прокричал ворон. И тишина.

Ночь не ночь. День не день. Утро придёт – не заметишь. Только теплее станет. А вдруг не станет? Вдруг уже стало? День, ночь – край такой, не различить.

Говорили же: сидите на месте. Если заблудитесь, не ходите. Слышишь? Вот куда ты ушёл? Нет бы со мной посидеть. Собрать хворост. Развести огонь. Только чем? Ни спичек, ни зажигалки. Выйду, набью все карманы, куртки, рюкзака, джинсов. Все. И всем буду говорить: не курите – всё равно носите с собой. Спички. Зажигалку. Что угодно. Заблудитесь – пригодится.