Слушая ее ворчание вполуха, я загонял автомобиль в безлюдный проулок, освещаемый единственным настенным фонарем.

Остановив машину, я сунул руку в бардачок и, сопровождаемый шокированным взглядом, достал свой вороненый «Streamer» и спрятал сзади под ремень.

– Да травматический он, – коротко пояснил я, заметив, как онемела брюнетка, перестав даже шевелиться, – чего ты напряглась?

– Фух… я уже не знаю, чего ждать от тебя… так что, я снимаю?

Молодец, не забыла!

– Ага, как только выйду. Только не высовывайся, снимай через стекло.

– Хорошо, я поняла… удачи, Серёж!

Молча кивнув, я вышел навстречу трем подъезжающим внедорожникам, которые своими массивными металлическими тушами напрочь перегородили въезд. И БМВ Х7 здесь, похоже, все тот же, что и на парковке у ресторана. Жаль, не догадался тогда номера у него посмотреть. Из автомобилей начали выпрыгивать все такие же бородачи, почти точные копии той троицы, что я уложил часом ранее. Похоже, слова про «разойдемся без претензий» оказались слегка неправдивыми. Очень жаль, ведь теперь мне придется исполнять свое обещание…

Семь, восемь… десять, одиннадцать. Одиннадцать человек гналось за мной на трех машинах через половину Москвы с неизвестными (хотя и вполне прогнозируемыми) намерениями. Возможно, кто-то еще остался в автомобилях, так что будем считать, что это только первая волна.

Вот вперед вышла четверка лидеров, судя по всему. Злые взгляды, резкие уверенные движения, походка Коннора Мак-Грегора. Эти четверо подошли ко мне вплотную и обступили полукругом. Остальная кодла встала чуть позади них, выражая безмерную поддержку своим заводилам. Среди десятка новых лиц мелькнуло и отделанное мной на парковке ресторана трио, которое всем своим помятым видом выражало жгучее желание со мной поквитаться.

Первым заговорил самый плечистый и самый заросший из предводителей горного народа.

– Это ты, ишак, на моих братьев руку поднял?!

– Вообще-то твои братья сами сп… – я попытался ответить вполне спокойно, не желая провоцировать конфликт, хотя все во мне именно этого и требовало, но меня просто грубо перебили.

– Сука, рот свой замолчи вонючий, скотина! – Горец намеренно распалял себя и всю свою стаю, поскольку никто из них не был настроен на диалог уже изначально. Они приехали сюда развлекаться, зная, что встретит их только один человек. – Вставай на колени, тварь, я буду тебе уши резать!

Я не пошевелился, продолжая наблюдать за всей четверкой, чтобы не упустить момент, когда на меня кто-нибудь бросится с кулаками. Говорить что-либо в этой ситуации я тоже посчитал бессмысленным. Кроме оскорблений я в ответ ничего не услышу, какие бы железобетонные аргументы сейчас ни озвучил, так зачем сотрясать воздух? Я прекрасно знаю склонности такой публики, особенно когда их одиннадцать, да против одного.

– Ты чё, глухой, мразь? – Бородач не унимался и пытался обострить конфликт все сильнее. Несмотря на его вид, излучающий уверенность и злость, я ощущал, что он и его соратники не чувствуют на самом деле ни того, ни другого. Скорее, опаску, как стая дворняг, которые понимают, что поодиночке у них нет шансов против волка, но близость своры внушала им некоторую иллюзию безопасности. – На колени, я сказал! И мы тогда твою шлюху трогать не станем!

Не утруждаясь словами, я просто потер переносицу, демонстративно отставив средний палец, отчего южане чуть ли не зарычали.

– Ах ты…

Самый разговорчивый из толпы изобразил, будто собирается кинуться на меня, но потом он слегка притормозил, давая возможность напасть своим двоим подельникам, что стояли по краям. Такой дешевый фокус прошел бы с простым обывателем, но с опытным бойцом – без шансов.

Вот и я не повелся на эту уловку, не сводил взгляда с окруживших меня бородачей, так что, как только понял, что на меня собираются напрыгнуть сразу двое, резко метнулся в сторону левого нападавшего.

Стоит отдать должное, ребятам явно не были чужды единоборства. Это было видно по их движениям и повадкам. Однако практику они имели очень ограниченную, привыкнув к одним и тем же приемам на ринге или, скорее, на татами. Именно поэтому первый же мой пинок по «шарам» стал для одного из приближающихся горцев большой неожиданностью. Простой и незамысловатый удар, который способны использовать даже дети, но эффективность его сложно недооценивать. Думаю, никому не нужно рассказывать, как это больно, когда в пах прилетает с размаху чья-то нога?

Мир стал замедляться, словно погруженный в густой кисель. Пропали звуки, исчезло такое привычное ощущение чужих эмоций и чувств, воздух сгустился вокруг моего тела и потяжелел, словно моя одежда разом намокла. Вроде бы даже немного обострилось зрение, видимо, неслабо я бедолаге всадил в промежность. Ранее такой эффект проявлялся всего несколько раз: когда я палил с травмата и когда выворачивал суставы. Остальных болезненных миазмов, похоже, было недостаточно для достижения такого состояния.

Да-а-а! Вот оно! Невероятное ощущение нечеловеческого могущества, злая радость и кураж! Я приник к ним, словно умирающий от жажды к ледяному роднику, и растворился в них с головой. С подобным экстазом не в силах сравниться даже самый отчаянный и отвязный секс, который только можно попробовать вообразить. Это нечто более всеобъемлющее, более сильное, чем даже десяток героиновых приходов, чем эффект от наичистейшего экстази… это просто невозможно описать, это можно лишь ощутить.

Дальше я стал работать предельно жестко, не жалея и не щадя ни противников, ни себя, в неисчислимых количествах множа вокруг болезненные пароксизмы. Так жестко я не бился даже тогда, когда олигарх Стрельцов подсылал ко мне своих обученных молодчиков, потому что тех никогда не было больше четырех, а тут врагов у меня было одиннадцать, и я просто не имел даже малейшего шанса на ошибку.

Я бил коленями, ломая ребра с одного удара, всаживал свои локти в чужие лица, сворачивая челюсти и заставляя нападающих плеваться осколками зубов. Упавших на асфальт я добивал мощными пинками, превращая обросшие морды в опухшее кровавое месиво с торчащей во все стороны волосней. Прошло не более секунд тридцати реального времени, а на земле уже корчилось шесть беспомощных и ни на что не способных тел. В тесной свалке я работал куда как эффективнее, чем ватага нападавших. Они, если начистоту, больше мешали друг другу, наступая на ноги и пихаясь плечами, чем несказанно упрощали мне задачу по их избиению.

Я вертелся ужом, но в то же время был экономен в своих движениях. Каждый удар находил цель, а каждое уклонение было ювелирно вымерено, ровно настолько, чтоб чужие руки проходили мимо меня в каких-то считаных сантиметрах.

Мое тело работало на пределе возможностей, лишь самую каплю не доходя до той грани, за которой меня самого ждут увечья и переломы. Но, несмотря на это, чувство эйфории и свободы затопили мое сознание настолько, что приходилось прилагать некоторое усилие, чтобы не раствориться в них, утратив контроль над реальностью. Убийство по неосторожности в мои ближайшие планы явно не входило.