Мессалиане также пользовались эмоциональной молитвой (отсюда их название «молящиеся люди»), помогающей изгонять демонов.[316]Однако в их репертуаре имелась лишь одна молитва — Pater Noster; или «Отче наш».[317]Использование молитв для изгнания демонов не было обычаем среди катаров и богомилов. Однако, как и мессалиане, они тоже не пользовались другими молитвами, кроме «Отче наш», поскольку это единственная молитва, которая в Евангелии приписывается самому Христу.

Мессалиане, названные «кучкой бродячих проповедников»,[318]впервые появились на территории Восточной Римской империи около 350 года н. э. Это произошло менее чем через 40 лет после того, как Константин Великий взял христианскую церковь под официальную защиту, и через 20 лет после того, как он оставил Рим, чтобы основать свою новую столицу Константинополь на месте древнегреческой Византии (современный Стамбул).

Недавно получившая официальный статус католическая церковь с главными епархиями в Риме, Александрии, Антиохии и Константинополе в то время поигрывала мускулами и в определенном смысле очерчивала собственные рамки через гонение еретических вероучений. Заручившись поддержкой государства в 312 году, церковь почти немедленно приобрела ярко выраженный авторитарный и буквалистский характер (буквалистский в смысле самого буквального толкования Писаний). Это неизбежно сделало вольнодумство и творческую анархию христианских гностиков, которым ранее дозволялось сосуществовать с буквалистами, мишенью для охотников за ересями. В 390 году мессалиане были внесены в расширяющийся список запрещенных сект, который, как мы убедимся, уже включал несколько других, гораздо более давних групп христианских гностиков.[319]

Мани — посланец Света

Учение и философия другой секты тоже играют важную роль в этой головоломке. Известная как секта манихеев в честь ее основателя Мани, она была моложе некоторых гностических движений в христианстве, но не менее чем на 100 лет старше мессалиан. Она тоже подвергалась суровым гонениям со стороны церкви в качестве «ереси», а не языческой религии. Однако среди ученых ведутся дебаты о том, являлось ли манихейство христианским вероучением в подлинном смысле этого слова.[320]Безусловно, оно было значительно менее «христианским», чем религия богомилов и катаров, которую, как мы могли убедиться, тоже нельзя с полным правом назвать «христианством». По сути дела, это было совершенно иное вероучение, хотя и основанное на тех же текстах и персонажах Нового Завета.

Возможно, путаница возникает потому, что Мани иногда называли «апостолом Христа»[321](впоследствии один из титулов павликианских didaskoloi), и поскольку из сохранившихся писем между общинами манихеев в Северной Африке явствует, что они сами считали себя христианами.[322]Общепризнанным является и тот факт, что в манихействе можно обнаружить несколько центральных принципов христианства, включая концепцию «искупительного смысла вещей».[323]

С другой стороны, многое в манихействе выглядит явно не христианским. Для начала, это была абсолютно дуалистическая религия того же толка, что и вероучения катаров и богомилов. Она рассматривала человечество, бесконечно возобновляемое в силках воспроизводства, как творение Бога Зла — идея, безусловно отвергаемая христианством. Кроме того, манихейцы не пользовались или почти не пользовались текстами Нового Завета. Они поклонялись Солнцу и Луне как «сосудам Света» и в этом были совершенно не схожи с катарами и богомилами. Известно, что Мани, иногда называвший себя «апостолом Христа», также часто пользовался более широким определением «апостол Божий».[324]Это означало, что он был эмиссаром или посланником и рассматривал себя как преемника Христа в ряду самых ранних, нехристианских апостолов.

Очевидно, что церковь усматривала в этом опасную ересь. Манихейство признавало Христа, но явно принижало уникальность его миссии, ставя его наравне с основателями хорошо известных языческих религий. Одно из сохранившихся суждений Мани по этому вопросу в его «Книге для царя Шапура» (около 250 года н. э.) не оставляет сомнений по этому поводу:

«От одной эпохи к другой апостолы Божьи неустанно несли людям мудрость и труды духа. Так, в одну эпоху мудрость пришла в землю Индии через апостола, которым был Будда; в другую эпоху она пришла в землю Персии через Зороастра; в третью эпоху она пришла в земли Запада через Иисуса. В эту последнюю эпоху откровение и жребий пророчества снизошли на меня, Мани, апостола истинного Бога в земле Вавилонской».[325]

В этом фрагменте Будда, Зороастр, Иисус и Мани даны как примеры, а не окончательный перечень апостолов Божьих. В другом сохранившемся фрагменте текста Мани называет еще двух «посланцев»: греческого философа Платона (427–347 гг. до н. э.) и греческого бога Гермеса.[326]Во времена Мани Гермес, с которым мы еще встретимся в части II, обычно приравнивался к Тоту, древнеегипетскому богу мудрости.

Встреча с двойником

Несмотря на обширные гонения на манихеев, предпринятые при разных режимах и в разные исторические периоды за сотни лет, некоторые подробности биографии Мани и его притязаний на священную миссию дошли до нас из вполне доступных источников.

Он родился примерно в 216 году н. э. в деревне Мардину к югу от города Ктесифон в окрестностях Вавилона[327]— примерно в 32 км к юго-востоку от Багдада в современном Ираке. Во времена Мани Ктесифон, где находилась «зимняя столица» царя, был важным центром Персидской империи, обладавшим огромным богатством и политической властью. Он выполнял эту функцию при парфянской династии, которая правила в империи с 247 года до н. э. по 224 год н. э. (когда Мани было около восьми лет), и приобрел еще большее значение во времена империи Сасанидов (224–642 гг. н. э.), которая пришла на смену парфянской династии.