День, в который Меуччи изобрел телефон, был тем же самым днем, когда приключилось трагическое событие. Пациенту Меуччи было худо, в этом экспериментатор был уверен. Все батареи предстояло включить разом, чтобы они выдали максимально возможное напряжение в 114 вольт. Он предложил мужчине открыть рот, поскольку в качестве одного из контактов выступала катушка медной проволоки, которая должна была подать ток непосредственно на язык больного. Когда с приготовлениями было покончено, Меуччи отправился в помещение, где находились батареи, через пару комнат от лаборатории. Он взял в руку второй контакт и замкнул цепь, зажав в другой ладони тонкую медную пластинку. Пациент громко вскрикнул от боли. Этой реакции Меуччи и ожидал, но его взволновало кое-что еще. Ему показалось, что этот вопль был куда более громким, чем было возможно в данных обстоятельствах. Ведь пациента от экспериментатора отделяли несколько стен!

Меуччи таким образом не только сконструировал медицинское «орудие пыток». Этот аппарат можно было — конечно, непреднамеренно и по печальной случайности — использовать как примитивный телефон. Катушка медной проволоки во рту пациента, вибрируя, передавала звук, и здесь мы имеем дело с прототипом микрофона. Медная пластина, при помощи которой Меуччи замкнул цепь, сработала как громкоговоритель. Однако этот эффект имел место лишь потому, что пластина находилась недалеко от уха изобретателя и к тому же напряжение было достаточно высоким.

Вдохновленный своим изобретением, Меуччи решил по завершении контракта с театром в Гаване уехать в Соединенные Штаты. Там он планировал заняться дальнейшими техническими разработками и поискать инвесторов. Белл в то время еще не принимал никакого участия в конкурентной борьбе просто потому, что ему было всего два года от роду. Но сложность состояла в том, что Меуччи совершенно не говорил по-английски. Когда у его жены диагностировали артрит и она не могла более покидать пределы спальни, Меуччи решил опробовать свою систему в стенах собственного дома. Он наладил телефонную связь между спальней и другими помещениями и таким образом мог поговорить с супругой, находясь в каком угодно месте. В 1860 году — Беллу уже исполнилось 12 — Меуччи опубликовал результаты экспериментов в нью-йоркской газете, выходившей на итальянском языке. В момент публикации над ним будто взошла несчастливая звезда. Никто не принял его изобретение всерьез и даже не обратил на него внимания, поскольку статья вышла не по-английски.

Именно поэтому Александру Грэхему Беллу, изобретателю шотландского происхождения, удалось получить патент на изобретение телефона только в 1876 году. Члены его семьи уже сделали себе имя многочисленными работами о языке и по риторике, к чему их во многом побуждали семейные же обстоятельства: многие из них были глухими. История аппарата Белла также была соткана из ошибок и совпадений, но все же телефон работал: с его помощью можно было передавать на расстоянии членораздельную человеческую речь.

Не подлежит сомнению, что Белл был чрезвычайно одаренным изобретателем. Но незадолго до выдачи ему патента история приобретает весьма размытые очертания. Существует несколько предположений, которые противоречат друг другу; это и книги, и официальные заявления правительства. Так или иначе, 11 июня 2002 года Конгресс США опубликовал свое решение по этому спорному историческому вопросу. Согласно ему, все лавры принадлежат Меуччи, а Белл не смог бы получить патент, если бы Меуччи к тому времени не оказался совершенно нищим: у итальянского изобретателя не нашлось десяти долларов, чтобы продлить свое ходатайство о невыдаче патента другому лицу. Всего десятью днями позже парламент Канады единодушно согласился с предложением считать Александра Грэхема Белла единственным изобретателем телефона.

С уверенностью можно сказать вот что: в тот самый день, когда Белл подал свое заявление на патент, аналогичное заявление на свою версию аппарата подал и Элиша Грей, еще один изобретатель. Последовали дотошные судебные разбирательства, имевшие целью установить кому принадлежит пальма первенства. Из всех опросов и выяснений неизменно следовало, что Белла следует считать победителем в этом споре. Впрочем, никто никогда не пытался оспорить тот факт, что усилия Белла принесли аппарату коммерческий успех. Но не он произнес в трубку первые слова, а его первая фраза была куда более блеклой. Белл всего-навсего попросил своего ассистента зайти к нему. Итак, нельзя сказать, что Александру Беллу безраздельно принадлежит слава изобретателя телефона. Однако он был единственным, кому это изобретение принесло финансовую выгоду. И именно эта разница, эта пара миллиардов в год, говорит о целесообразности воровства идей, пусть и совсем незаметного. Ох уж этот господин Случай… вечно как обухом по голове.

Но в истории науки зафиксирована серия и более легких ударов. Как мы убедились, зачастую изобретения приписывают не их фактическим авторам. В 1980 году профессор статистики Чикагского университета пошел в наступление: он заявил, что вообще ни одно научное открытие не носит имени действительного первооткрывателя. Этот закон, получивший, кстати, имя того самого профессора Стиглера, как раз наилучшее тому доказательство. Сам Стивен Стиглер подтвердил, что впервые это наблюдение сделал социолог Роберт Мертон, а он только донес его до широкой публики. Новое прочтение этой академической шутки предложил американский когнитивист Дональд Норман, который слегка изменил формулировку закона. С тех самых пор формула встречается также под названием «Закон Нормана».

Примеров, подобных этому, множество. Все началось еще с изречения Пифагора, известного даже математикам древнего Вавилона. Хотя сложно установить доподлинно, в какой мере ученый и философ причастен к формулированию этого правила.

Научные исследования, проверенные женщинами, нередко игнорируются или же их приписывают мужчинам. Физик Лиза Мейтнер была второй девушкой, которая была допущена к обучению в Венском университете. Как и Эмми Нётер, ей приходилось спрашивать разрешения у каждого из профессоров присутствовать на его лекции, и только в возрасте 35 лет ей наконец удалось получить оплачиваемое и надежное место. Наиболее значительные, новаторские работы Лизы Мейтнер относятся к области так называемого эффекта Оже. Его через год после Мейтнер во второй раз открыл французский физик Пьер Виктор Оже. Она также стоит у истоков открытия ядерного распада — вместе с Отто Ганом и Отто Фришем. Оно заложило фундамент для создания атомных электростанций и атомной бомбы. За это Мейтнер получила даже несколько международных наград. Однако Нобелевскую премию 1944 года присудили только Гану и Фришу, а Лиза Мейтнер осталась ни с чем. Как следует из документов, в этом нужно винить низкий уровень физических знаний и социальные условности, свойственные военному времени. Так или иначе, решение не отмечать Мейтнер высшей научной наградой расценивается сегодня как ошибочное.

Также и логичнейшая из всех наук — математика — во многом поспособствовала перевесу естественных наук в этом раунде. Пример: парадокс Крамера. Впервые на него обратил внимание Колин Маклорен в 1720 году. Двадцать восемь лет спустя его фиксирует Леонард Эйлер, но опубликовать это открытие ему удалось лишь через два года: в тот период математик был настолько продуктивен, что издатель едва поспевал за ним. Габриэль Крамер, чье имя и носит эта математическая регулярность, выступил в печати двумя годами позднее — в 1750-м, причем с однозначным и честным указанием на первенство Маклорена. Это, впрочем, не помогло: парадокс все равно назвали его именем. Можно посочувствовать Маклорену в том, что одно из его открытий названо не его именем, а именем коллеги по цеху. Между тем его имя увековечено в другом профессиональном термине — «ряд Маклорена», хотя сам Маклорен никогда не заявлял о своем авторстве в этом случае.