Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Доказательства! У нас на руках есть все доказательства! С кем связан в соврескоме Кучер⁈ Отвечай!
Вот тут-то у меня едва и не началась истерика. Нет, дело было не в психическом срыве, просто факты подобрались один другого краше! Альберт Павлович и в самом деле завербовал меня, и я действительно оказывал содействие монархистам, поддерживал отношения с Карпинскими и Горским, спас последнего от смерти, а мой куратор доставил старика не в комиссариат, а в больницу, откуда тот бесследно исчез. И со взрывом служебного автомобиля всё было нечисто, и слушателей Общества вывезли в Ридзин точно не без содействия Альберта Павловича. Одно к одному, одно к одному…
Но сам-то я ни в чём не виноват! Да и никто ни в чём не виноват!
Мы же хотели как лучше! Всё в интересах республики! Да я просто приказы выполнял! Расскажу и пусть разбираются! Почему я должен за всех отдуваться⁈ Не должен!
Это ведь даже проявлением слабости не будет! Мы ведь одно дело делаем!
Очень хотелось пойти на сотрудничество со следствием. До невозможности просто, и я вполне мог дать слабину, да и поддался бы, если б это хоть что-то могло изменить. Только нет — не могло.
Неважно будет, какие объяснения предоставят следствию мои кураторы, сам-то я с гарантией по расстрельной статье под трибунал пойду. Может, к подрыву служебного автомобиля РКВД и не подтянут, но и нападения на сотрудников комиссариата с целью освобождения опасного преступника с лихвой для высшей меры хватит.
Стоит хоть в чём-то сознаться, и тогда уже не отцепятся. Выпотрошат и к стенке поставят. Без вариантов. А пока ещё могу выкрутиться, надо только потерпеть. В конце концов, что не убивает оператора сразу, не убивает его вовсе!
Опять же — сколько уже меня тут мурыжат?
Штабс-капитан давно всполошиться должен был!
Мордоворот в очередной раз вернул меня на табурет, и Ключник показал фотокопию портрета молодого парнишки-оператора, которого я до недавнего времени считал погибшим при взрыве служебной машины комиссариата.
— Как его зовут?
— Не знаю…
Удар.
Так дальше и пошло. Следователь по кругу задавал одни и те же вопросы, а опер вколачивал их в меня, время от времени добавляя что-то от себя. Бил больно, но аккуратно, сознание я потерял далеко не сразу.
Очнулся, когда на голову полилась струйка холодной воды. Раскрасневшийся Ключник вернул графин на стол и подытожил:
— Ну что ж, если студент по-хорошему не понимает, придётся заняться им всерьёз.
— Приступай! — разрешил Зак.
— Вытяни лапки, студент! — потребовал Ключник, стиснул мои запястья, и через тело словно электрический ток пропустили, так дёрнуло.
Но больно — нет. Больно не было. Самое большее — неприятно.
Опер вновь шибанул меня разрядом, на сей раз заметно сильнее, но примерно с тем же результатом.
— А студент и вправду непрост! — заявил он, отступая. — Очень высокая сопротивляемость!
— Пробьёшь? — уточнил Зак.
Ключник пожал плечами.
— Пробить — пробью, но как бы его не поджарить при этом.
— Тогда не рискуй. Торопиться некуда. — Следователь оттянул рукав и посмотрел на часы. — Сегодня так и так ночевать здесь придётся.
— Патрон вызвал? — указал опер пальцем в потолок.
— Да, пойду с докладом. Дело на контроле у самого.
Я закашлялся и согнулся в три погибели, но мордоворот за спиной удержал от падения, рывком за ворот оттянув обратно. Ключник опустился на корточки и участливо заглянул в глаза.
— Последний шанс, студент, на явку с повинной. Дальше уже снисхождения не жди.
Отвечать я ничего не стал, часто и неглубоко дышал, готовясь к неизбежным побоям. Ну а потом дышать стало нечем. На голову накинули мешок и, сколько ни старался, втянуть в себя воздух через его прорезиненную ткань так и не смог. Попробовал задержать дыхание, но получил кулаком под дых и вновь закашлялся, лёгкие загорелись огнём, навалился приступ дикой паники, а дальше — ничего…
Очнулся на полу уже без мешка на голове. Дверь камеры оказалась распахнута настежь, Зак общался с кем-то в коридоре, Ключник прислушивался к разговору, облокотившись на косяк. В ушах так и звенело, разобрать не получилось ни слова, но уже в самом конце лампочка высветила смутно знакомую фигуру. Не разглядел человека толком, просто вдруг понял: этого знаю! А дальше стало не до того.
— За стол его! — бросил опер и хрустнул костяшками пальцев. — Ну всё — допрыгался, студент!
Такое вступление ничего хорошего не сулило, я отбрыкнулся от мордоворота, и хоть тот был здоровее меня в два раза, Ключнику пришлось звать караульного из коридора.
— Займёмся-ка мы твоим маникюром! — объявил он, когда парочка дюжих сотрудников комиссариата прижала меня к столу.
Я ответил матерно и стиснул кулаки, но чья-то рука легла на затылок, и меня впечатали лицом столешницу из нержавейки — хрустнул нос, в голове помутилось, а следом два сильных удара по почкам заставили бессильно обмякнуть. Незримые тиски стиснули левую кисть, Ключник вцепился в мизинец и заставил его распрямиться, а миг спустя я взвыл и потерял сознание от острейшей вспышки боли!
Мало того что иголку под ноготь загнали, так этот гад ещё и разряд на неё перекинул!
В лицо плеснули водой, и опер проорал:
— С кем связан Богомол? Это Данилец, так? Отвечай!
Я бы не ответил, даже если и знал. Допрос с пристрастием — это одно, как говорится — ничего личного, но здесь Ключник уже через хватил край.
— Урою, сука! — прохрипел я и дёрнулся, но меня вновь впечатали лицом в полированный металл столешницы.
— Дай показания, пока не поздно! — рявкнул опер и загнал иглу под ноготь моего безымянного пальца.
На сей раз сознания я не потерял, начал проваливаться в беспамятство как-то очень уж неторопливо, поэтому и расслышал донёсшийся от двери возглас:
— Отставить! Задержанного освободить и препроводить на выход!
— Невозможно! — возмутился Зак. — Мы с ним ещё работаем!
Мои глаза заливал пот, разглядел лишь силуэт человека в форме РКВД да блеск полковничьих погон.
— Личное распоряжение рескома! — отчеканил полковник. — Исполняйте!
Последняя реплика адресовалась не следователю, а парочке сержантов, которые шустро просочились в камеру, оттеснили в сторону прижимавших меня к столу мордоворотов, ухватили под
