— Уверен? — уточнил Иван.

Я нисколько не сомневался, что замеченный мной в коридоре силуэт принадлежал именно Леониду Варламовичу, поэтому коротко подтвердил:

— Да.

— Он сам тебя допрашивал?

— Нет, его люди.

— Кто именно?

— Зак и Ключник.

Иван кивнул.

— Да, эти вместе с ним из ИНО в третий отдел управления госбезопасности перевелись. — Он помолчал немного, потом спросил: — Какие персоналии их интересовали? Фамилии какие-то озвучивались?

Вопрос был задан самым обычным тоном, но мне удалось отследить лёгкое изменение энергетического фона, как если бы невозмутимость Ивана была насквозь показной, будто бы прорвались через экранирование перетряхнувшие его потенциал помехи.

— Горский, ты, Альберт Павлович, Волынский… — начал перечислять я и пояснил: — Это бывший начальник распределительного центра. Ещё Первак, Палинский и Чекан. Ну и всё, пожалуй, если не брать в расчёт неких изменщиков-операторов. Ах, да! В самом конце уже о каком-то Данильце спросили!

И вот тут спокойствие изменило Ване, он вздрогнул.

— Уверен? — подался он ко мне.

Я покачал головой.

— Нет, не уверен, — сплюнул, отдышался и продолжил: — Могли дезу вбросить. Они сначала без всякой спешки работали, а потом их Зимник в коридор вызвал и сразу суета началась. Тогда только эта фамилия и всплыла.

— Либо они рассчитывали тебя расколоть, либо собирались отпускать и наводили тень на плетень. — Иван поднялся и спросил: — Что ты им рассказал?

Я засмеялся, закашлялся, принялся отплёвываться кровью.

— Вопрос, что называется, на засыпку!

— А если серьёзно?

— Если серьёзно, то ничего, — ответил я, отдышавшись. — Но поначалу меня под спецпрепаратом расколоть пытались. Не помню ни черта.

В глазах Богомола мелькнул огонёк сомнения.

— Петя, о твоём задержании в штаб СЭЗ поступил анонимный звонок!

— Сука! — невольно вырвалось у меня. — Думаешь, сумели в голову залезть?

— Сомнительно, — пожал плечами Иван и тут же встрепенулся. — Да нет! Точно нет! Мы тебя еле выцарапали! Мне на самого Баюна выходить пришлось, но и он бы не помог, если б у Рогача ретивое не взыграло!

В иной ситуации я бы при упоминании этих фамилий рот от изумления разинул, а так лишь уточнил:

— Как так?

Богомол махнул рукой.

— Да Веня Мельник подсобил. Твоё имя в докладной маршалу засветилось по какой-то армейской операции, вот он и поднял крик. Отношения между РКВД и Генштабом сейчас ни к чёрту — они за Пограничный корпус ещё с прошлой осени бодались, а на днях вопрос в пользу Черника решился. В итоге он из-за такого пустяка на обострение не пошёл, осадил своих. Но я так, Петя, скажу: не знаю, какое именно задание вам поручат, только, если провалишь его, лучше сразу за кордон уходи. Я не шучу. Это не совет даже. Понял?

— Понял, — коротко выдохнул я и закрыл глаза, а когда Иван уже направился на выход, спросил: — Анонимное сообщение о моём задержании — что о нём известно?

— Звонили из телефонной будки в районе Фонарного моста. Голос был женским, искажённым, — сообщил мне Богомол. — Знаешь, кто это мог быть?

Я миг промедлил, потом сказал:

— Нет.

— Выздоравливай, Петя!

— Удачи, Ваня! — шепнул я уже закрывшейся двери.

Удачи всем нам. Без удачи нам теперь никак…

Ночью стало совсем худо. Ноющая боль и страх обернулись беспросветной безнадёгой — такой что хоть волком вой и на стены кидайся. Ощутил себя на краю бездонной пропасти, и не на краю даже, а уже сорвавшимся вниз и падающим с ускорением свободного падения, а то и быстрее. Захотелось укрыться от всего мира в отделанной войлоком палате, следом пришла мысль рвануть за кордон прямо сейчас.

Ну а почему нет?

Доберусь до Ридзина, отыщу там Юлию Сергеевну и укачу с ней на восток или сразу в Новый Свет — куда угодно, лишь бы подальше от наших лютых холодов. А не захочет, то и один…

Что — один? В бега подамся? Устроиться на чужбине — устроюсь и даже преуспею, наверное, но будет ли это жизнью? Нормальной жизнью — той, что себе хочу?

Пусть и угодил здесь в жернова чужих интриг, но я ведь не сам по себе. Опять же — убеждения и приоритеты. Нет! Пока есть шансы, сдаваться нельзя!

Я отбросил сомнения и колебания, погрузил сознание в медитативный транс, целиком и полностью сосредоточился на подстёгивании регенерационных процессов. И немного перестарался даже — начисто вытравил из души всякую обеспокоенность, утро встретил бесчувственным чурбаком.

Поднялся с койки, постоял, пытаясь совладать с головокружением. Потом, дублируя мышечные усилия сверхэнергетическими воздействиями, прошёлся по палате, ослабил давление на нервную систему, прислушался к собственным ощущениям. Болело примерно всё, но бывало и хуже. В конце концов, ничего не сломали, не порвали, не отбили.

Просто не успели.

Мысль эта оставила безучастным, и даже когда на глаза попалась сделанная на приёме у Вранов фотокарточка, я лишь хмыкнул и прибрал её в бумажник. Пусть сейчас моей опухшей и посиневшей физиономией только непослушных детишек пугать, но денька через два всё вернётся на круги своя. Да и прежде таким уж красавчиком не был. Нет повода переживать. Жив — и ладно.

Я снова прилёг, а когда в палату заглянула медсестра, от завтрака отказался.

Ну какой мне завтрак, ну в самом деле? Водички попил и сразу вывернуло. При одной только мысли о еде дурнота накатила…

Вновь запустив алхимическую печь, я начал восстанавливать повреждённые капилляры, но толком поработать с ними не успел: пришёл Пономарь.

— Да уж! — крякнул он. — Как же это, Линь, тебя так угораздило-то? — И сразу вскинул руку. — Нет, не отвечай! Приказали не вникать.

— Выдвигаемся? — уточнил я, заметив в руках старшего лейтенанта комплект зимнего обмундирования.

— После обхода.

Я только хмыкнул, но вопреки ожиданиям, пустой формальностью осмотр отнюдь не стал. Проверка дееспособности затянулась на добрых полчаса, невролог, пока оценивал состояние содержимого моей черепной коробки, так и вовсе всерьёз утомил своими просьбами сделать то и это. Потом ещё левую кисть бинтовали — мизинец и безымянный палец распухли будто сардельки и не сгибались, но воспаления вроде бы удалось избежать.

Оделся я более-менее самостоятельно, Пономарь мне только с полушубком помог.

— Куда мы сейчас? — спросил я уже на улице, где не было посторонних ушей.

— На север.

—