– Говори, чего надо! – отрубила она.

– Ну-у… мне бы кое-какие вещи забрать, – соврала я.

– Нет у тебя здесь никаких вещей! – твердо сказала она. – Сама же говорила, чтобы я их выбросила!

Ну да, кажется, в пылу очередной ссоры я сказала, что ноги моей не будет больше в ее квартире и чтобы все оставшееся барахло мое она выбросила.

Знаю, что такое меня не красит, но вы не слышали, что говорила мне мать. Уж не буду повторять, вспоминать, и то неприятно, тем более что все неправда.

– Ну да, но мне… мне нужна моя медицинская карта, у тебя же она где-то лежит?

– Зачем тебе? – спросила она после некоторого молчания. – Беременная, что ли? Рожать собралась?

– Да нет… Так у тебя она есть? Или ты ее тоже выбросила?

В эту минуту я подумала, что сейчас мать ответит, что выбросила, и бросит трубку. Или я сама ее брошу, потому что больше нам говорить не о чем.

– Кажется, где-то была… – протянула она после продолжительного молчания.

– Так я приеду? – обрадовалась я.

– Куда это? Я поищу, если найду, то позвоню.

– Так, может, мы вместе поищем?

– Еще чего! – рявкнула мать. – Мне на работу надо!

Далее в разговоре выяснилось, что теперь она дежурит где-то в охране и как раз сейчас нужно на работу идти. Оттого она и злая такая, поняла я.

– Сказала – сама позвоню! – И мать бросила трубку.

– Спасибо, мама, и тебе тоже всего хорошего, – вздохнула я.

В воскресенье не было ничего необычного, поскольку Нинка ушла на сутки. Викентий тоже где-то пропадал, так что я занималась своими делами, пока не позвонил Лешка.

А поскольку я не брала трубку, то он прислал сообщение, что Толькину подружку Дарью нашли мертвой и что теперь полиция расследует это дело, вызывали, конечно, Толика, а он сказал, что в прошлую пятницу у него гостил приятель, то есть он, Алексей, со своей девушкой Алисой.

И чтобы я взяла трубку или сама ему позвонила, поскольку его, Алексея, вызывают повесткой к следователю и нам надо решить, что мы там будем говорить.

Очень мне не понравилось слово «мы», оно означало, что Лешка сдаст меня в полиции со всеми потрохами. Пожалуй, и правда следует мне с ним поговорить, но как же не хочется…

На следующее утро Нинка явилась с работы веселая и жизнерадостная, предвкушая три свободных дня. Я же сновала по квартире не в лучшем духе. Сами понимаете, утро понедельника не способствует хорошему настроению.

Нинка таскалась за мной по квартире и тараторила о том, что хорошо бы нам всем собраться вечерком, чтобы у Викентия было как бы новоселье. А то мы его плохо встретили, а мы же как-никак соседи. И на мое неозвученное ехидное предложение, чтобы она сама его пригласила, а я-то им зачем нужна, Нинка посмотрела на меня странно, не так, как обычно смотрит.

Впрочем, мне было не до ее взглядов, я уже опаздывала. Нинка же все зудела и зудела насчет междусобойчика и даже потащилась за мной в комнату.

Я хотела уже прямым текстом отправить ее вон, но тут она увидела на тумбочке старинный футляр, который я подобрала в загадочном доме с собаками.

Вот странно, вроде бы я убрала футляр с лорнетом в ящик стола, поскольку не представляла, для чего он может понадобиться. Если честно, то я не представляла, как он вообще у меня появился, учитывая то, что тот странный дом пропал.

Нет его на том месте, и очки мои капитан Осетров нашел на полянке. Но вот он, футляр с лорнетом, лежит на столе.

Нинка вообще-то сорока, сама не своя от всяких занятных безделушек. При виде футляра глаза у нее загорелись.

– Что это? – Она потянулась к футляру, а мне почему-то стало неприятно, не захотелось, чтобы она брала мою находку в руки.

Я перехватила футляр и проговорила:

– Так, ерунда, старинный очечник…

– А в нем? Покажи, что в нем!

Я неохотно открыла футляр, достала из него лорнет, показала Нинке из своих рук.

– Какая прелесть! Что это? Очки?

– Лорнет! – произнесла я с важным видом и поднесла его к глазам, как герцогиня из какого-нибудь исторического фильма.

Взглянула через лорнет на Нинку…

И вдруг в голове у меня что-то щелкнуло, и отчетливо зазвучал Нинкин голос:

«Везет же Алиске – ни кожи, ни рожи, ни жилплощади, а мужика все-таки подцепила… хоть, конечно, мужик, прямо скажем, незавидный, но все лучше, чем никакой… а она нисколько не ценит своего счастья… ушла от него…»

Я хотела уже ответить Нинке, что моя личная жизнь ее совершенно не касается, а насчет кожи и рожи – лучше бы она в зеркало на себя посмотрела…

Но тут с удивлением заметила, что Нинка молчит, даже рта не открывает, а ее голос… ее голос звучит у меня в голове.

Я изумленно уставилась на нее, опустила руку с лорнетом…

И голос тут же замолчал.

Снова поднесла лорнет к глазам…

И голос снова зазвучал:

«Вот жадина! Трясется над этой допотопной ерундой, прямо из рук выхватила! Жалко ей, что ли? Я же не возьму, посмотрю только и тут же верну…»

– А если это ерунда, так что же ты так на нее уставилась? – проговорила я возмущенно.

На этот раз уже Нинка удивленно уставилась на меня:

– Это ты о чем?

– Да это я так, о своем… – заюлила я. – Извини, это к тебе не относится…

И снова я услышала ее голос:

«Ну Алиска дает! Сама с собой разговаривает! Совсем у нее крыша поехала!»

Я хотела возмущенно ответить…

Но тут заметила, что Нинка не раскрывает рта…

И тут у меня шевельнулась дикая мысль.

Что, если я читаю ее мысли?

Да ну, бред какой-то!

Впрочем, мысли у Нинки примитивные, их прочитать ничего не стоит…

Но это только так говорится! Прочитать чужие мысли на самом деле невозможно…

Я опять поднесла лорнет к глазам…

И опять услышала Нинкин голос:

«Странная какая-то Алиска стала в последнее время. Вздрагивает, оглядывается постоянно, всего боится. Ночью кричит во сне, я слышала. Запирается на все замки, даже когда мы остаемся вдвоем в квартире. Что-то с ней не так. Ой, а я же не сказала, что к ней в комнату какие-то двое залезли…»

Я опустила руку – и голос снова замолчал.

Что же это выходит? Я и правда читаю ее внутренний голос… но только когда смотрю на Нинку сквозь лорнет!

Так, может, все дело в этом