примеру, здоровый и накачанный, а оказался полной скотиной и идиотом. Велика фигура, да дура…

Викентий положил свои покупки в холодильник, подошел к шкафу и повернулся к нам:

– Девочки, отвернитесь на минутку, мне нужно переодеться.

Мы отвернулись.

Нинка вполголоса пробормотала:

– Подумаешь! Больно интересно мне смотреть, как он переодевается! Чего я там не видела…

Примерно через минуту Викентий проговорил:

– Можете повернуться!

Мы повернулись – и увидели…

Викентий сидел в черном резном кресле…

Точнее, мы его не сразу узнали.

Прежнего Викентия, щуплого и невзрачного, с бесцветными волосиками, окружающими заметную лысину, с уныло повисшим носом, не было.

Вместо него в кресле сидел чародей из старинной сказки – в черном, расшитом золотыми звездами одеянии и такой же чалме. В нем было теперь что-то величественное и значительное.

Кроме всего прочего, лицо этого нового Викентия было разрисовано черной и красной краской, покрыто странными узорами. Примерно такие же узоры покрывали его лицо той ночью, когда мы с Нинкой следили за ним через полузакрытую дверь.

Между коленями этот новый Викентий, этот чародей сжимал ту самую резную трубу, которую мы нашли у него в платяном шкафу. Как он ее называл?

Ну да, диджериду…

Чародей… точнее, Викентий церемонно поклонился нам, прикоснулся к трубе губами, и вдруг…

Он не заиграл – просто комната наполнилась какими-то фантастическими, удивительными звуками.

Казалось, это поют звезды, поет космос, поет само бесконечное пространство…

Звуки лились, длились и переливались.

Мы находились не в жалкой, бедно обставленной комнате коммунальной квартиры, а в бесконечности, в пустоте, наполненной светом далеких, возможно, давно угасших звезд…

Я забыла обо всех своих неприятностях, забыла, как меня зовут, забыла, кто я такая. Забыла вообще, что я есть, – я растворилась в этой неземной музыке.

Викентий уже давно перестал играть, а внутри меня музыка все еще звучала, я все еще плыла в бескрайнем ночном пространстве, среди звездного света…

Наконец я опомнилась.

Нинка стояла рядом со мной, рот ее был полуоткрыт, широко распахнутыми глазами она смотрела на Викентия.

– Что это было? – спросила я, когда ко мне наконец вернулся дар речи. Хотя бы частично.

– Диджериду, – ответил Викентий, любовно погладив трубу. – Но только это – слабое подобие того, что умеет извлекать из инструмента настоящий мастер… – Он кивнул на плакат.

– А еще нужно представить, как эта музыка звучит в пустыне черной австралийской ночью, возле угасающего костра, под огромным, усыпанным звездами небом…

Он сделал небольшую паузу и добавил:

– Кто не слышал музыку диджериду, тот ничего не знает о нашем мире!

– А куда вы ходите по ночам? – осведомилась я, решив расставить все точки над i.

– На работу.

Я смотрела вопросительно, и он пояснил:

– Я играю в ресторане «Зеленый кенгуру». Это австралийский ресторан на Петроградской стороне.

– Ну надо же… а мы думали… – Тут Нинка дернула меня за руку, и я поняла, что, если скажу еще хоть одно слово, она не простит меня никогда в жизни.

По поводу полного оправдания Викентия мы выпили на кухне чаю с его колбасой и булочками, потом Нинка завелась с уборкой квартиры, а я удалилась к себе, чтобы подумать. Хотя что тут думать-то, надо идти к матери и спрашивать ее, что в конце концов случилось двадцать лет назад. То есть что случилось, я знаю: мой отец покончил жизнь самоубийством. Почему? Да потому, что перед этим он из ревности порезал мою мать ножом и подумал, что насмерть, поэтому испугался и перерезал себе горло.

Знать-то я знаю, но только по рассказам. Как будто в книжке эту историю прочитала, даже не скажу, что в кино видела. Потому что если бы в кино, то хоть какие-то образы в голове сохранились, а так – ничего.

До последнего времени ничего. А потом стали возникать воспоминания. Отрывочные и нечеткие. И еще это имя: Артур Семибратов. Ведь я же вспомнила, как мать его искала. Звонила куда-то и очень расстроилась, когда узнала, что его нет. Стало быть, она знала этого человека? Того самого, наемного убийцу, которого загрызли собаки (ох, с этим тоже еще ничего не ясно).

Как ни крути, а к матери нужно идти. Но как же не хочется…

Отношения у нас с ней ужасные. Ну, конечно, после того, как мать поменяла две комнаты из этой квартиры на однокомнатную, то нам друг от друга стало некуда деться, и мы обе раздражались, натыкаясь друг на дружку то в ванной, то в кухне. Когда я выросла, то пробовала снимать квартиру, но вечно не хватало денег, так что, когда бабушка умерла и оставила мне эту комнату, мать настояла на том, чтобы я выписалась из той квартиры, да я и не спорила. С тех пор мы очень редко виделись, а за последнее время я ей и не звонила.

И сейчас я представила, как приду к матери и стану задавать неприятные вопросы… Да она просто выгонит меня вон. Или вообще в дверь не впустит.

Нет, нужно действовать по-другому… Есть у меня некий источник информации – Алевтина Ивановна.

Я позвонила в дверь соседки.

Алевтина открыла, посмотрела на меня снизу вверх, проговорила настороженно:

– Ты чего такая нервная? Случилось что?

– Случилось, Алевтина Ивановна. Только случилось не сейчас, а много лет назад. Можно мне к вам в квартиру войти или так и будем на пороге разговаривать?

– Да заходи, Алиса, конечно, заходи! Я как раз чай пью, выпьешь со мной?

У меня не было настроения распивать чаи, но я решила, что за чаем Алевтина лучше разговорится, и согласилась. Вообще-то нужно было хоть коробку конфет захватить, хоть шоколадку, для разговора, так сказать. Но мне всегда нужные мысли приходят поздновато.

Мы прошли в комнату.

Здесь бормотал вечно включенный телевизор, на столе стоял чайник, вазочка с конфетами, одна сиротливая чашка.

Алевтина захлопотала, принесла еще одну чашку, печенье, придвинула мне стул.

Я отхлебнула чаю, поставила чашку на стол и проговорила:

– Алевтина Ивановна, расскажите, что случилось той ночью, когда… когда погиб мой отец.

Она всплеснула руками:

– Аленька, да разве же я тебе не рассказывала? Сто раз, наверное, уже рассказывала!

– А вы расскажите сто первый. С начала и до конца.

Она опустила глаза и протянула:

– Ох, ну зачем тебе все это слушать… только одно расстройство. А от расстройства, знаешь, все болезни…

– Значит, надо. Очень прошу – расскажите!

– Ну, если ты так просишь…

Алевтина отставила чашку, сложила руки, откашлялась и начала хорошо поставленным голосом, без запинок, поскольку история эта была у нее отлично отработана, всему микрорайону она