litbaza книги онлайнСовременная прозаДаль сибирская - Василий Шелехов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 28 29 30 31 32 33 34 35 36 ... 100
Перейти на страницу:

В Киренске продовольственных карточек, кроме хлебных, не было. На высоком уровне считали, что в глухом сельском районе каждый имеет огород и как-нибудь пробьётся на картошке да капусте. Норма хлеба была ниже, чем в крупных городах: служащим 500 граммов, иждивенцам – 200. Но и эту мизерную норму иждивенцам зимой 1944/45 года то и дело урезали почти ежемесячно до 150, 100 и даже до 50 граммов!.. Такой крохотный кусочек сырого липкого суррогата, напополам с мякиной, величиной со спичечный коробок, можно было сразу затолкать в рот!.. Незаконное урезание гарантированной государством нормы хлеба объясняли недостатком хлебных запасов в районе, временная якобы мера.

Алексей Иванович, мягкохарактерный, отнюдь не отважный человек, озлобившись на самоуправство местных властей, отправил в Москву, в министерство просвещения телеграмму, в которой жаловался на голод, просил выслать комиссию для расследования и восстановления справедливости. Однако бдительные почтовые работники телеграмму застопорили, отправили не в Москву, а в райком партии, куда и был вызван жалобщик на расправу.

Вызывать беспартийного человека партийные боссы не имели права, а тот в свою очередь мог наплевать на таковое приглашение, тем не менее Алексей Иванович не поленился сходить туда. И он увидел их, упитанных, в тщательно отутюженных костюмах из темно-синего габардина, в форсистых фетровых унтах.

– Вы что же это, товарищ Третьяков, позволяете себе? – вопросил царь и бог района, то есть первый секретарь.

Перед ним на столе лежала злополучная телеграмма. Он взглядывал то на почтовый бланк с крамольным текстом, то на педагога, стоявшего перед членами бюро на ковровой дорожке.

– «Голодую с семьёй. Прошу помощи. Прошу выслать комиссию. Педагог с 25-летним стажем». Ну куда это годно, уважаемый? Позорите наш район! Вы что, голодный, что ли?!

– Да, голодный! – вскричал в сердцах Алексей Иванович. – Вы что, думаете, я стыжусь того, что голодный?! Да, моя семья голодает! Мы продали на барахолке всё наше имущество, чтобы не умереть с голоду. Вы разве не знаете, как живут учителя, сколько зарабатывают, как скудно питаются? Или вам не известно, какие сумасшедшие цены на колхозном рынке? Или не знаете, каково качество хлеба?!

О конфликте с властителями Киренска говорил Третьяков приезжавшему в командировку инспектору облоно, но тот только руками развёл:

– Да что вы хотите? Киренск – несоветский город. Да-да, у меня именно такое сложилось впечатление. Я вашу жалобу передам заведующему, но заранее вам скажу, что вряд ли он поможет конкретно, даже если и попытается.

В семье Третьяковых меткое выражение «Киренск – несоветский город» стало пословицей, как напоминание, что надо что-то предпринять, как-то избавиться от затянувшегося бедствия.

– Да один ли Киренск несоветский?! – гневно восклицала, бывало, Степанида Мелентьевна, по натуре более экспансивная, чем её муж. – Вся Россия не советская, а большевицкая. Что они, советы-то? Ноль без палочки, ширма, а не власть!

Через много-много лет, когда стена цензуры и лжи рухнет, и правда жизни половодьем хлынет на страницы печати и экраны телевизоров, Третьяковы узнают, что даже в блокадном Ленинграде люди получали кой-какую провизию по продовольственным карточкам, а норма хлеба не бывала менее 80 граммов!..

В министерстве просвещения Якутии Третьяковых встретили весьма радушно: повсеместная хроническая нехватка учителей здесь ощущалась особенно остро. Широкоскулая узкоглазая инспекторша по кадрам с ярким румянцем на смуглых щеках предлагала на выбор вакансии на периферии. В самом городе ничего подходящего, по её словам, не было, к тому же в столице жильём педагогов не обеспечивали, найти же и арендовать самим квартиру или дом практически невозможно. Правда, имелись вакансии в республиканском детском доме, что в пяти километрах от города. Там и квартира есть, и воздух чище, и коллектив учителей будто бы дружный, высокопрофессиональный. О том, что работать с детдомовцами значительно труднее, кадровичка, разумеется, умолчала.

Пока новоприбывшие писали заявления о приёме на работу, румянощекая смугляночка ненадолго куда-то отлучилась и вдруг, вот уж чего Третьяковы никак не ожидали, пригласила пройти к министру!..

В отличие от приземистых соплеменников, Михаил Семенович Сюльский был высокого роста, да и по разрезу глаз трудно было усмотреть в нём азиата, лишь скулы да смуглота обнаруживали принадлежность к аборигенам северного края. Некрасивое угреватое лицо министра облагораживали зоркие, внимательные глаза и благожелательная, впрочем, сдержанная улыбка. Что касалось имени и фамилии, это объяснялось тем, что якуты с давних, ещё царских, времён усилиями православных миссионеров приняли крещение и были наречены по церковным святцам.

Министр тотчас, едва Третьяковы переступили порог, поднялся из-за стола, двинулся навстречу, степенно, с легким поклоном пожал руки и широким жестом пригласил сесть. Беседа длилась довольно долго, не менее четверти часа. Сюльский расспрашивал новоприбывших в Якутию обо всём, что может и должно интересовать специалиста по педагогическим кадрам, рассказал о проблемах в системе образования в своей республике. Одним словом, показал себя более любезным, чем инспекторша по кадрам.

Приём у министра близился к концу, об этом нетрудно было догадаться по возникающим паузам в беседе, а когда Сюльский сообщил, что директору детдома, который являлся одновременно и директором тамошней школы, приказано по телефону подать грузовую машину и перевезти Третьяковых на новое место жительства, стало ясно, что вот сейчас он поднимется и станет прощаться. Степанида Мелентьевна, более практичная, чем её муж, успела сообразить, что было бы явным ротозейством не воспользоваться широкодушием начальства и не извлечь из этого материальной пользы.

– Михаил Семенович, – вдруг сказала она, – семья у нас большая, пока мы сюда добирались, поиздержались изрядно, и потому на первых порах нам будет очень трудно. Не сможет ли министерство оплатить нам проезд?

– Кхы-кхым… Но позвольте… Ведь вы же приехали по своей воле. Мы вас не приглашали. Вот если б вы заранее написали нам и получили от нас вызов, тогда другое дело. Таков порядок. И вы это знаете не хуже меня!

– Ну что ж, раз так, ладно уж. Как-нибудь обойдёмся. Если нельзя иначе, что ж, пусть так и будет. Спасибо и на том. До свидания.

Степанида Мелентьевна потупила голову, обиженно поджала губы, обиженно закусила их зубами, поднялась и уже сделала шаг по направлению к двери, всем видом выражая досаду на верность министра букве закона. И тот не выдержал психологического натиска со стороны предприимчивой женщины. Ему, видимо, стало совершенно невыносимо предстать в глазах приехавших педагогов не любезным и щедрым хозяином, каким он только что себя показал, а строгим чинушей, неспособным переступить рамки казённой, бездушной инструкции. Потерять лицо – самое страшное!..

– Минуточку! – властным жестом он заставил своих клиентов вновь сесть, снял с рычагов телефонную трубку и вызвал бухгалтера.

И когда бухгалтер, круглолицый пожилой якут, показался в дверях, Сюльский поднялся, при этом он вроде бы подрос на полголовы, и, несколько театрально указывая на своих гостей, закричал весело, яростно:

1 ... 28 29 30 31 32 33 34 35 36 ... 100
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?