Труженики угро слегка устыдились и тоже подключились к розыску. В ближнем лесу оперативники обнаружили склад вещей, украденных из сгоревшего дома, устроили засаду, но не выдержали долго без курева, запалили сигареты, а пробиравшийся к тайнику убийца по табачному дыму издали засёк засаду и скрылся. Следователей смущало, что в золе сгоревшего дома не обнаружено человеческих черепов, а потому они заподозрили, что убийца Любы и её пятнадцатилетнего сына – Фёдор, всю жизнь игравший со смертью, как кошка с мышкой, что это он убил жену и пасынка и сжёг дом, а сам скрылся где-нибудь в дальней тайге в охотничьем зимовье.

На всякий случай работники угрозыска устроили тщательный обыск в домах бачинской родовы, шарили по чердакам, сеновалам, подпольям и подвалам, искали злодея Фёдора. А между тем злодей им давно был известен: в ту пору в Прибайкальской тайге свирепствовал маньяк-убийца Борис Богданов. По подсчётам местных жителей, он уничтожил полтора десятка охотников, егерей, шишкарей, сборщиков ягод: приходил на таёжное становище и, как куропаток, перещёлкивал из ружья всех подряд. Сам же он в письмах Слюдянскому райотделу милиции утверждал, что истребил девятнадцать человек, и предъявлял ультиматум, если, дескать, посмеете меня разыскивать, буду поезда под откос пускать. Более того, представил список своих очередных жертв, в основном людей руководящего состава. Предупреждённые милицией, те ночевали не дома, а у родственников, причём в обнимку с каким-либо оружием. Этого Богданова год спустя застрелили при задержании, он скрывался на даче своей тётки.

Мы с Ниной приехали на поминки великого возмутителя быстринского покоя, но ни похороны, ни поминки (во всяком случае, настоящие поминки) не состоялись, потому что родственники фельдшерицы приехали на своей машине из Ангарска, чтобы увезти её и то, что осталось от мальчика, её сына. Для прощания выставили гроб с телом Любы возле медпункта, весь посёлок слезами изошёл, прощаясь с безвременно погибшей медичкой, уж больно здесь все полюбили её за доброту, деловитость, порядочность. А обгоревшие куски мяса, предположительно тела Фёдора и его пасынка, увезли на экспертизу, которая должна была определить, человеческое это мясо или звериное: в доме Бачина никогда не переводилось медвежье или изюбриное мясо. Накануне пожара прямо во дворе стояли бочки с ягодами и солёным звериным мясом, но куда-то бесследно исчезли, как и запасы мясных консервов в жестяных банках, хранившиеся в сенях, – всё это был казённый, подотчётный товар.

В доме Николая Бачина уселись за столом все съехавшиеся родственники, соседи, в том числе двоюродный брат загадочно исчезнувшего Фёдора Михаил Кокоулин, много лет отработавший председателем Быстринского поселкового совета. Выпивали, закусывали, поминали добрым словом Любу и её сына, а о Фёдоре старались не распространяться. Николай, правда, рассказал, как вечером накануне трагедии брат засиделся у него допоздна, причём был совершенно трезвый, как проводил он его за ворота, как среди ночи тётка Женя постучала в окно и сообщила о пожаре. Чувствовалось, что родне Фёдора было стыдно перед односельчанами за происшедшее, так стыдно, что и выразить невозможно. Никто, щадя самолюбие попавших в беду, не обмолвился о том шмоне, что устроили оперативники угро в домах Бачиных и Кокоулиных. На кухне, готовя закуски, Евгения жаловалась Нине, смахивая слёзы старческими, искорёженными ревматизмом руками: «Позорище-то какое! Обыскивали нас, не укрываем ли убийцу! Да еслив он жив и объявится, я не то что укрывать, я сама своими руками убью, задушу его, гада! Жил не человек и умер – не покойник. Сколько сраму натерпелись из-за него при жизни. А теперь и хоронить нечего! За что нам такое божеское наказание, а?! Господи, за что караешь?!»

Один из многочисленных двоюродных братьев погибшего, заделавшийся скоропостижно экстрасенсом, утверждал, правда, в узком кругу своих близких, что гадал по зеркалу и видел в нём Фёдора живого. Много позже жена другого двоюродного брата путём различных гаданий определила нечто подобное, дескать, Фёдор, убивший жену и пасынка, удрал куда-то на Север, но осознал, что без родного Прибайкалья жизнь не мила, что лучше остаться в памяти родных не убийцей, а убиенным, и покончил с собой.

Здесь же, на этих странных поминках, присутствовал и младший сынишка Фёдора, восьмилетний Серёжка. Он жил у знакомых Фёдора в Слюдянке и потому уцелел. Не по годам рассудительный ребёнок тоже не верил в смерть отца и без устали болтал, что папка жив, схвачен бандитами, но непременно вырвется на свободу. Жутковато было слушать этот детский лепет, как и видеть на месте Фёдоровой усадьбы пустырь, заполненный углями и пеплом.

Через полгода специалисты криминальной экспертизы дали разрешение на похороны Фёдора Бачина. В районной газете «Славное море» начальник милиции просил прощения у погибшего за необоснованные подозрения. Мы с Ниной получили приглашение на похороны и поминки, на этот раз вроде бы настоящие, по полной форме, но не поехали. А когда много позже увидели на кладбище рядом с могилами усопших родителей Нины погребальный холмик и тумбочку с табличкой «Фёдор Бачин», то испытали чувство неловкости и сомнения. Голову его так и не нашли, а обгорелый кусок мяса, полгода валявшийся где-то у экспертов, – разве это настоящий покойник?!

Ну а теперь давайте подведём итоги двух судеб. Фёдор всем взял: и умом, и силой, и талантами, и красотой, и завидной удачливостью в делах, за что ни возьмётся, обязательно добьётся успеха. Николай, психически и умственно ущербный, по сравнению с ним ничтожество, однако же окончил десятилетку, а Фёдор лишь восемь классов. Беднягу Николая односельчане любят и уважают, а высокоталантливый Федька, ухарь, на ходу подмётки рвавший, из-за пьянки и разгульного поведения стал притчей во языцех, стал, по выражению крыловского хрестоматийного повара, «порчей, чумой, язвой здешних мест». Фёдор имел потрясающий, неимовернейший успех у женщин, но из-за пьянства и скандальности ни с кем не мог ужиться. Николая женщины отвергали с первого взгляда, а всё ж таки он обзавёлся супругой. Все таланты, способности, умения Фёдора на поверку не служили ему на пользу, поскольку он не в состоянии был обеспечить себе надёжный тыл, крепкую семью и тем самым обрекал себя на бестолковое и бесцельное прожигание жизни, прозябание в непрекращающемся хмельном угаре. Николай, не имевший никакой профессии, из-за болезни инертный, всё ж таки зарабатывал свой хлеб и в конце концов, разменяв четвёртый десяток лет, повзрослел, стал настоящим мужиком, вплотную занялся хозяйством, обеспечил свою семью всем необходимым, более того, год назад пригрел, взял к себе в дом убогого, бездомного старика-пенсионера, верующего человека.

Финал неожиданный, напоминающий андерсеновскую сказку: гадкий утёнок стал белым лебедем, а белый лебедь, свернувший на дурную стезю, испоганился, опаршивел и бесславно погиб!..