устанет. Мне несложно за ней прогуляться, да и любопытно вдруг стало: а на сколько же ее хватит?

Единственное, что мне не понравилось — это чересчур громкий визг, то и дело сменяющийся таким же громким смехом. Но в то же время от этой веселящейся малявки исходило так много ярких, искренних и совершенно неожиданных эмоций, что я решил — пускай. Пока Нардиса нет рядом, может, я у Ли чему-нибудь научусь.

За то время, что девчонка с удовольствием от меня бегала, а я делал вид, что старательно ее преследую, я успел о многом подумать и даже сравнить свои собственные ощущения с теми, что видел у нормальных людей. И в итоге пришел к выводу, что с моими эмоциями все равно что-то не так.

Да, я уже успел узнать, что такое удовлетворение, разочарование, досада, радость и все такое прочее. Я даже вспомнил, как выглядит и чувствуется страх, боль, ненависть, ярость. Но при этом мне упорно казалось, что сам я на такие яркие эмоции неспособен. То есть я знаю… и даже помню, что именно должен ощущать в тех или иных ситуациях, но на самом деле до меня доходят не настоящие, а как бы урезанные чувства. Отголоски. Следы. И если та же Лу или Нардис могли и умели отдаваться своим чувствам целиком, то я, увы, этому так и не научился.

Я настолько задумался на эту тему, что упустил из виду, насколько глубоко мы успели спуститься под землю. И только услышав восторженное: «Ух ты! Собачка-а-а!», понял, что очень даже зря не поставил в нижних пещерах дверь. Пришлось ускорить шаг, а потом и перейти на бег, особенно когда снизу раздалось раздраженное ворчание. Ну а мгновением позже Ли оглушительно завизжала, и я с мимолетной досадой подумал, что опоздал.

Глава 10

В пещеру к мрону я входил уже без спешки. Аура мелкой пропала, ее воплей я тоже больше не слышал. Звуки разрываемой плоти, правда, оттуда тоже не доносились, но в общем и целом нетрудно догадаться, что мог сотворить с беззащитным детенышем озверевший мрон, который больше полугода сидел на жесткой диете.

Когда же я вошел, готовясь увидеть лужи крови и разбросанные повсюду кишки, а вместо этого обнаружил совсем иную картину, то искренне озадачился. А потом и скептически хмыкнул, обнаружив совершенно обалдевшего оборотня сидящим посреди клетки и болтающуюся у него на шее, почти пропавшую в густом мехе соплячку, которая восторженно его тискала и мычала что-то неразборчивое у него под подбородком.

Надо же, не сожрал…

— Собачка-а-а… — в полнейшем восторге прошептала Ли, наконец-то оторвавшись от оборотня. Ее аура, больше не закрытая аурой мрона, снова появилась на моей мысленной карте, так что я только головой покачал.

Вот же дети бесстрашные. Взрослый давно бы штаны намочил, а эта висит, радуется.

— А как его зовут? — с детской непосредственностью поинтересовалась девчонка, когда услышала мои шаги и, спрыгнув на пол, обернулась.

— Спроси сама, — предложил я, присаживаясь на единственный стул возле входа. — Но он вообще-то не очень разговорчивый, так что не думаю, что у тебя получится.

— Хорошая собачка, — уверенно заявила малявка, глядя на шокированного мрона снизу вверх. А потом совершенно нелогично поинтересовалась: — А ты меня не укусишь?

Я закинул ногу на ногу, с любопытством наблюдая этот спектакль.

— Укусит, конечно. Он, кстати, давно не кормленый.

— А почему?

— Потому что слишком гордый. И до сих пор не научился видеть разницу между достоинством и глупостью, хотя я не раз объяснял.

Ли отошла на шажок, недоверчиво изучая «собачку».

— А что он ест?

— Маленьких девочек. На завтрак, обед и ужин.

— Неправда, — насупилась малявка. — Он хоро-о-оший.

— Р-р-р! — наконец-то очнулся от ступора мрон и, поднявшись во весь немаленький рост, навис над мелкой мохнатой горой.

Ну? Сожрет? Не сожрет?

Мне даже интересно стало, до каких границ простирается его упрямство и будет ли он ненавидеть абсолютно все, что связано со мной. Однако, вопреки ожиданиям, оборотень просто поднял могучую лапу и, подвинув ребенка к стене, недвусмысленно загородил его собой.

Хм, странно. Его отец в свое время даже собственных женщин не захотел от меня прикрыть. Предпочел умереть, но не сдаваться, при этом искренне веря, что я, будучи кровожадной тварью, все равно всех перебью. А этот внезапно думать начал. Ишь как глазищи сверкают. Даже отсюда слышно, как ворочаются в его мозгу тугие извилины в попытке понять, что происходит.

Но одна хорошая новость за сегодня все-таки была — похоже, я нашел его слабое место. Как оказалось, стремление защищать детенышей что у людей, что у оборотней выражено практически одинаково. Даже в том случае, если детеныш чужой. Наверное, инстинкт срабатывает. Семья, защита, все такое…

Я только не понял, почему мрон захотел сберечь именно этого детеныша. Они ведь не только незнакомы, но еще и из разных видов. Зачем ему ее защищать?

Ли, правда, такая самодеятельность не понравилась.

— Пусти! — пихнув оборотня кулачком, она упрямо вылезла наружу. — Мне же не видно!

— Р-р-р! — снова подвинул ее мрон.

— Еще чего! — фыркнула мелкая. — Никуда я отсюда не пойду!

— Ну и сиди там, — великодушно разрешил я. — Вроде ты ему понравилась.

— Правда?!

— Правда-правда. Вон как облизывается. Точно сейчас проголодается и сожрет.

Ли обиженно выпятила нижнюю губу.

— И все ты врешь! Плохой… плохой Вилли!

Я хмыкнул.

— Почему сразу плохой? Разве я тебя к собачке не пускаю? Разве что-то запрещаю делать или обещал наказать за то, что ты стащила мамин амулет?

У ребенка явно случился конфликт интересов. Ли наморщила лоб, снова отпихнула оборотня, когда тот попытался ее прикрыть, а потом и вовсе шлепнула его по морде ладошкой, нахально потребовав:

— А ну не мешай!

Вот уж когда я имел удовольствие воочию наблюдать силу женской власти над представителями мужского рода. Оборотень аж крякнул, когда малявка столь непочтительно с ним обошлась. Плюхнулся на зад и потом только ошалело смотрел, как она стоит рядом, теребит подол своего платьица и с глубокомысленным видом решает сложнейший философский вопрос.

— Ладно, — наконец признала она очевидное. — Ты не плохой. Ты просто вредный.

— Нет, это помощник у меня вредный. А я еще только учусь.

— Зачем ты учишься? — не поняла Ли и неосторожно подступила ближе к решетке.

Мрон, очнувшись от ступора, цапнул ее зубами за подол и торопливо оттащил обратно.

— Фу! — погрозила ему пальчиком малявка. — Нельзя! Плохая собачка!

И такая у клыкастого после этого стала морда, что я впервые за долгое время испытал желание рассмеяться. Ли, услышав мой смех, тоже заулыбалась, а затем плюхнулась на лапу мрона и залилась